Про обложку
\Авторское предисловие\
Был у нас в кино такой замечательный актер, которого очень любил народ, – Пётр Алейников. С возрастом перестал он сниматься и стал ездить по разным площадкам с выступлениями перед зрителями со сцены, читал стихи. Приезжает, например, в какой-нибудь дом культуры в посёлок городского типа, гримируется, пьёт чай, а его устроители вечера спрашивают: «А что читать будем, Пётр Марты́нович?» – «А какой у нас нынче праздник?» – отвечает вопросом Алейников. – «Восьмое марта», – говорят. – «А какая у нас аудитория?» – «Швейная фабрика, швеи-мотористки, незамужние в основном». – «Ну, тогда, – говорит, немного подумав, артист, – поэму Твардовского «Ленин и печник»». В другой раз и в другом месте вдругорядь: «Какое событие?» – «День рыбака!» – «А где мы?» – «Дворец культуры торгового флота!» – «Ну, тогда, наверное, прочитаем им «Ленин и печник»»… И так-то вот почти всегда на том и договаривались.
Это я к чему? За двадцать лет моей работы во ВГИКе доводилось мне читать лекции по режиссуре, монтажу, а иногда и по драматургии – самым разным категориям учащихся. Даже абитуриентам-иностранцам, которые еще не знали языка, или студентам МАИ, которые читать не могут, только смотреть и считать. Были и операторы, и художники, и продюсеры, и сценаристы-заочники, не считая самих режиссеров. И что же? А то, что почти всем им и почти всегда я на первом же занятии, если не на втором, показывал в обязательном порядке самую любимую мною короткометражку 60-х годов, работу Михаила Кобахидзе «Зонтик». Самую универсальную для всех категорий, как лично я считаю, и жизнь это всегда подтверждала. «Какой у нас нынче контингент?» – спрашиваю я механика. «Нынче у нас художницы!» – «Тогда заряжай им «Зонтик»!»
Потом просят второй раз показать. А которые слов не понимают – так там слов и нет вовсе, как в великом немом было. Михаил Ильич Ромм, мой мастер, за это называл кино самым интернациональным из искусств. Кстати, дебютант из Грузии так и понимал одну из своих задач: восстановить достоинство кинематографа, как искусства прежде всего визуального, образного. Хотя я понимаю, что образы есть и в музыке, но изображение – всё есть образ, по определению, так же, как и сам Человек. Да дело даже не в этом, «не в гусях». Фильм Кобахидзе и мудр, и добр, и красив – это шедевр подлинного гения. И именно поэтому так горько, что несправедливо обошлись с ним, нет, не судьба, не суд Божий, а безбожные люди. И вот мне захотелось чуть-чуть \в искусстве всё на «чуть-чуть»\ восстановить историческую справедливость.
Обычно, или часто, когда делают обложку книги о кино, то иллюстрируют её кадрами из классических фильмов: обезумевший матрос с «Броненосца «Потёмкин»» или лиричный Чаплин с белой розочкой в зубах, или Софи Лорен, на худой конец… Или Самойлова, снятая через решётку в ракурсе… Я же, мы же попросили разрешения у Мастера использовать кадры его картины в живописном исполнении художника Андрея И. Ларионова. Нана Петровна Кавтарадзе попросила, та самая, что снималась у Михаила в другом его безсмертном фильме «Свадьба».