Перед рассветом ажурная глубина неба замутилась, Полярную звезду – а за ней и остальные звёзды – заволокло фиолетовой тиной. Подул южный ветер. Правильнее сказать, ветер пошел: он был подобен океанскому течению, сильному и ровному. Дыхание перехватывало от этого сырого и жаркого потока.
В несколько минут вода и воздух слились в единое пространство.
На "счастье" проснулся боцман Канниган. Он вышел на палубу и отправился к носу судна (к гальюну), желая вернуть океану "взятое в долг".
"Матерь божья!" – пронеслось у боцмана в мозгу и, забыв про своё первоначальное намерение, он бросился к рынде – поднять тревогу, – браня и кляня тупость вахтенного матроса.
Над океаном полетел отчаянный звон колокола.
"Не сладить!"
Матросы прыгали по реям, как перепуганные обезьяны, а у боцмана вертелась мысль, что всё одно со штормом не сладить, и что нужно рубить грот немедля: "Быть может, тогда обойдётся!"
– Где капитан?
Вахтенный покрутил головой, как испуганный пёс и ответил, что понятия не имеет.
– Он напился вчера до безумия… напялил на левую руку кувшин, и объявил, что это его вторая голова… Разговаривал сам с собою… с этой второй башкой… а когда кончился ром…
Кончился ром! Канниган сообразил, что раз такое произошло, то капитана следует искать в трюме, в самом низу у погреба для провизии.
Судно накренилось, просело, зачерпнуло бортом воды. Кого-то из матросов смыло за борт. Кажется, это был Фернандо Гора, шутник и балагур, любимчик команды. С холодным цинизмом боцман подумал, что дева Мария не оставит беднягу. Жизнь человека в эту секунду не стоила гроша ломанного.
Снасти трещали и стонали. Мачту вот-вот должно было сломать у основания. Или вырвать, как гнилой зуб изо рта старухи. Канниган вспомнил о грузе: "Сбросить чёрненьких за борт? Посреди океана? Ха-ха! Пускай поплавают, так у них есть шанс выжить!" – криво осклабившись, он рассмеялся.
Старший помощник и два матроса взялись рубить мачту. Топоры метались с предсмертной истеричностью, однако у океана были свои планы на представление. Он занял место в первом ряду и желал, как следует, поразвлечься. Ураган развернул "Галатею" могучими пальцами, будто это был детский кораблик, волна ударила в борт – первая, предупредительная, – второй вал накрыл судно от грот-трюм-рея до ватерлинии, подмял под себя, вдавил в водную пучину.
Когда волна отхлынула, на поверхность океана – среди бочек, ящиков и пеньковых канатов – всплыл оборванный парус. Страшное белёсое "тело" колыхалось и казалось телом утопленника, раскинувшего в стороны руки и вглядывающегося в бездну невидящими глазами.
"Галатея" перевернулась.
Канниган успел спуститься в трюм и пробежал несколько шагов, прежде чем мир вокруг него завертелся, и потолок сделался полом.
Капитан Бартоломью (он дрых к крюйт-камере, прижавшись к верному своему собутыльнику кривому Оглу) вздрогнул и выпустил из рук бутылку. Однако бутылка не покатилась по полу, как это было заведено от века, она заплясала на досках пляску святого Витта, подпрыгнула и полетела вверх. Или вниз? Или вбок? Разобраться капитан не успел, его самого подкинуло и швырнуло на бочку с оливковым маслом, в довершение, приложив головой о бортовую обшивку.
– Кто?.. кто здесь? – Очухавшись, капитан зажег спичку, рассмотрел заспанное лицо Огла.