Половина восьмого утра. Синяя морозная прозрачность за окном. Рассвет в минус двадцать семь. Под двумя одеялами так тепло, так тепло. Рядом сопит Кирилл. В своей комнате спит сын Данила.
Как же хорошо, когда дома все хорошо…
На тумбочке зазвонил телефон. Пришлось высунуть руку в холодный воздух.
– Алло, – обреченно вздохнула я в трубку.
– Дети, в школу собирайтесь, петушок давно пропел, – хрипло сообщил братец.
При мысли, что придется вставать и топать по вымерзшему за ночь дому, захотелось натянуть одеяло на голову и не шевелиться до апреля. Но от брата под одеялом не спрячешься.
– Кукареку, Толик. Ты уже встал или сначала решил заморозить мне настроение?
– Маня, – Толик откашлялся, – я уже в магазине. Хмырь, что живет за кемпингом, в особняке, замерз. Позвонил в шесть утра, попросил «за ради Бога» пять штук обогревателей. У него ребенок маленький, я и встал.
– Гуманист. От меня что надо?
Лежащий рядом Кирилл проворчал что-то насчет нашего с братом трудоголизма. Я плотнее закуталась в одеяло и слушала Толика.
– Машка, обогревателей осталось десять штук, автомобильных аккумуляторов пять, а электропледов и грелок для ног по две штуки.
Мой внутренний оранжевый голос, отвечающий за финансовые операции и сохранение здравого смысла, завопил: «Подъем! Кассовый аппарат зовет!»
– Встаю, – мрачно сказала я.
– Кстати, печь я затопил, так что скоро и до второго этажа тепло дойдет.
– Спасибо, Толик! Вот за это мое тебе искреннее сестринское спасибо!
– Да ладно тебе, говорунья.
Я положила трубку и высунула ногу из-под одеяла. Нога оказалась в шерстяном носке. О! Я все-таки люблю себя.
«А наплюй на все. Верни ногу в теплое гнездышко, протяни руку и достань из тумбочки початую бутылку сладкого ликера. Пусть магазин подождет», – загундел болотный голос, отвечающий за мои удовольствия и лень. У меня еще есть внутренний голубенький голосок – сентиментальный, интуитивный, жалостливый, но он самый тихий и выступает реже других.
Здравый оранжевый голос напомнил о некоторых подвижках в моем организме, при которых пить ничего крепче кваса не рекомендуется, и сначала правая, а затем и левая ноги нащупали на полу тапочки-арбузики, зелено-полосатые, с красными ушками.
Встав, я нагнулась к Кириллу и поцеловала в плечо. Кирилл прогудел: «Не тормоши, я еще сплю» – и плотнее укутался в одеяло.
На туалет-ванную-завтрак ушел час, и я с чистой совестью, что никого не разбужу в девять утра, начала обзванивать поставщиков.
Усевшись за кухонным столом на первом этаже, я посматривала на синий рассвет за окном, подсвеченный фонарем, на сосны и заснеженные деревья. На улице, в прямом смысле этого слова, трещал мороз. Я с ужасом представила, что выходить из дома все-таки придется.
Налив пол-литра горячего сладкого чая с тремя дольками лимона, я раскрыла толстенную записную книжку. Пришлось сделать одиннадцать звонков, узнавая наличие нужных товаров на складе.
Как всегда, самые низкие цены оказались не в соседнем Осташкове или в более дальней Твери, а в Москве.
Я могла заказать товар по каталогу, но тогда товар придет только через три-четыре дня, а нам, как всегда в торговле, нужно сейчас и немедленно. Но главное, у меня в последнюю неделю было такое странное состояние, которое я не испытывала уже много месяцев. Скукота!