⇚ На страницу книги

Читать Мы больше нигде не дома - стр. 3

Шрифт
Интервал

Призрак Оперы.


Все москвичи знали, что он – редкая в нашем кругу, ранняя птица.

И даже с первого московского поезда

можно смело идти в эту мастерскую, и там тебе откроют.

И там ты, глупый бедный москвич,

будешь пить своей первый Утренний Питерский Кофе.

Да, Призрак Оперы обычно к девяти уже там.

В своей мастерской, во дворе театра, бывшей адмиральской квартире.


А я приду нескоро.

Хорошо если к двенадцати.

А может и к часу.

Господи, как же я хочу домой…


Домой?

Нет.

Я еще не готова.

Вернуться к себе самой.


«Юля Беломлинская – паучиха Черная вдова…»

Я все читала, вспоминала и плакала…

Наверное, эти дурацкие юхины строчки покоробились и расплылись,

на них вылилось три ведра моей скупой мужской слезы…


…Последний удар, который я ему нанесла, уже перед отъездом,

был отказ подписать какое-то прошение о том,

чтобы какой-то его партии панк-рока отдали остров в Тихом океане.

Такая натурально концептуальная петиция.

– Подпиши! Устроим там колонию, класс будет! Все будем ходить голыми!

– Нет, Боря, не подпишу. Я точно знаю, что у тебя на острове всем можно будет ходить голыми. Но зато ходить одетыми будет запрещено под угрозой расстрела и высылки.


С этим я и улетела в Америку.

И вот сижу, вспоминаю свою Школу Злословия…

А потом вспомнила, что все это только классики на асфальте.

И только кажется, что нельзя преступить эту черту.

Ее можно даже просто стереть.

Она мелом нарисована.


Первое, что я спрашиваю у крошки Цыпера по приезде:

– Как там Юха?

Цыпер говорит:

– Юха оказался такой хороший… Вписался в ОГИ, на детских утренниках читать сказки. Представляешь, честно встает утром, приходит к десяти. И не пытается там с родителями этих детей тусовать, а честно читает…


Я тоже думаю: какой хороший стал Юха…

И потом вспомнила эту всю историю и сделала его героем хулиганской слэм-поэмы «Интервью».

Потом видела я его один раз.

Он пришел на мой концерт в «Китайском летчике»

А потом я еще хотела повидаться, его звала куда-то по телефону, а он сказал:

– Мне не доехать. Я живу в лесу.


Он просто в спальном районе живет,

Но я решила, что в настоящем лесу.


Все эти страсти и обиды, обретенные в двадцать с лишним лет, так навсегда

и остаются.

А я как раз в это время умудрилась подъебнуть почти всех.

Наверное, мстила мужчинам за свой неэлегантный Нос.

И хотела быть Чертом Из Табакерки…

А сейчас я рада просто тому, что все мы живы.


А Портрет не выжил, погиб еще при мне, в конце восьмидесятых.

Мастерская Гастона принадлежала театру, и там делали ремонт.

Стенки ломали.

Кусок стены с этой фреской выломали и прямо из окна бросили во двор.

Она не разбилась.

Так и лежала внизу во дворе.

Раньше именно в этом дворе был вход в «Бродячую собаку».

Пошел снег, мы смотрели в окно, и снежинки падали на этот нос и узкий глаз.

Общий у юноши Б. Ю. и девушки с перевернутыми инициалами, Ю. Б.


Питер 2009


АБВГДЕЙКА.


Рождественский романс.


Питерец Москву традиционно не любит.

Ездит туда исключительно на заработки.

Или в крайнем случае – на казенные деньги, в командировку.

Вот и я попилила на казенные деньги – в командировку.

На вокзале меня встретил поэт Емелин и самолично проводил в гостиничный комплекс Измайлово, называемый в народе Абвгедейка.

Это потому что там корпуса Альфа, Бета, Вега…

Бросили сумки и «эй ямщик, гони-ка к ЯРУ» – в ОГИ.