— Да куда он только подевался! — огорченно-раздраженно приговаривала маленькая изящная эльфийка. На её прозрачных крыльях появились красноватые прожилки, выдавая сильное недовольство.
— Милая, пора бы уже привыкнуть. — Седовласый эльф равнодушно пожал плечами. На его лице не отражалось ни тени беспокойства, а в слове «милая» нежности было не больше, чем в звоне посуды, которая охала и стонала от резких движений взвинченной хозяйки.
— Гости вот-вот прибудут. Как можно опоздать на собственную помолвку!
Эльф благоразумно промолчал. По его мнению, супруга придавала слишком большое значение этому союзу, как и в принципе институту брака, но спорить с ней было опасно. Если ему, конечно, не хочется страдать от изжоги ближайшие несколько лет. О злопамятности его второй половины можно было слагать легенды…
Неловкую паузу прервал шмель, залетевший в открытое окно. Эльфийка испуганно вскрикнула, отчего насекомое шарахнулось в сторону и задело крылом шкаф с посудой. Бесценные бокалы из горного хрусталя жалобно звякнули.
Предотвращая неминуемые разрушения, хозяин дома плавно вскинул руку и направил в сторону шмеля искрящееся голубое облако. Фасеточные глаза остекленели, и незваный гость, повинуясь легким движениям пальцев, покинул помещение.
— Флора, тебе стоит меньше нервничать. Право, это даже хуже, чем опоздание сына. — Эльф стряхнул со своего роскошного бархатного камзола невидимые пылинки и удалился из кухни.
— Аметрин… спасибо! — тихо она сказала вслед мужу, но тот, кажется, не услышал. Флора вздохнула. Её супруг был равнодушен к похвалам и благодарностям. Как, впрочем, и ко всему остальному, для лесных эльфов было предметом гордости, а не недостатком. В такие моменты она остро чувствовала, что все чудачества сына — исключительно её наследие. Но признаться в этом она отказалась бы даже под пытками.
Она снова вздохнула. Прекрасные легкие крылышки постепенно стали совсем прозрачными, а их хозяйка зачерпнула щедрую горсть цветочной пыльцы и посыпала крохотные пирожные, которыми всегда так восхищались её гости. От прикосновений маленьких ручек пыльца засияла, придавая сладостям чрезвычайно изысканный вид.
***
Виновник дурного настроения матери расположился в кустах сирени. Соцветие, которое он выбрал, было настолько большим, что выдерживало его вес. Покачиваясь на легком ветру, он наслаждался прохладой и упругостью лепестков, восхитительным ароматом и теплом солнечных лучей на своём лице.
Его так разморило, что он не заметил, как к нему приближается огромная тень. И даже когда его накрыла плотная сеть сачка, он не испугался и не забился в панике, а лишь сложил аккуратно крылья, чтобы ненароком не повредились.
Поймавший его человек был слегка озадачен и, пересадив добычу в стеклянную банку, поднес её поближе к лицу, прикрыв горлышко ладонью. Всё ли в порядке с этим эльфом?
И замер, не в силах пошевелиться.
А крохотный эльф пристально рассматривал своего пленителя. От цепкого взгляда не ускользало ничего. Затаённые детские страхи, всё еще липкие и вонючие, хоть и забитые в самый дальний угол сознания. Обиды, большие и маленькие. Бардака добавляли осколки мечты, благо не слишком большой.
Во всем этом хламе было трудно ориентироваться, но он к такому привык.