Читать Рыцарь 4

Осень еще даже не начиналась, а Запретные земли, несмотря на то, что лежали гораздо южнее границ королевства, совсем не привечали путников яркими солнечными лучами. Скорее — наоборот. Даже в горах, зимой и то небо редко бывает столь угрюмым и пасмурным. А под низкими облаками, напоминающими вырвавшиеся из котла клубы пара, что ударились об холодный потолок и заволокли его плотной пеленой, воздух был мокрым и липким, как в остывающей бане. И влага, обильно струившаяся по лицу и спине, в большей части состояла из осевшего на коже тумана, а не пота. И чем дальше уводил меня Торус, тем сквернее и угрюмее становилось вокруг.

— Хорошо вам, — попытался пошутить я, размазывая пятерней по лицу, превратившуюся в жидкую грязь, дорожную пыль. Откуда только и взялась она, если под ногами вот-вот зачавкает как на болоте? — Ни умываться, ни стирать не нужно. Походил вокруг дома и можно все на просушку вывешивать. А если нагишом…

— Можно, — не стал спорить землепроходец. — Только негде. Кроме как у жарко натопленной печки ничего не высыхает.

Потом заметил, с каким удивлением я рассматриваю грязную ладонь, скупо объяснил.

— Гарь… Безумный Темн все время что-то жжет. Дым над его обиталищем, как над пожарищем стоит.

— Извини… — я понял, что невольно задел наболевшее.

— Не стоит извиняться, Игорь… — махнул рукой Торус. — Влажная одежда не самая большая проблема здешних мест. Гораздо хуже, что на этих землях почти ничего созреть не успевает. Зерно и клубни сгнивают, едва завязавшись. Поэтому хлеб нам удается собрать раз в два-три года. А то — и реже. Вот и приходится выращивать самые неприхотливые овощи в кадках или небольших гротах, где удается хоть немного подсушить воздух, разжигаемыми при входе кострами. Если б не скотина… — землепроходец немного помолчал, а потом добавил. — Голод, вот худшая из бед, а не бродячие мертвяки, как может показаться вначале. Понимаешь, о чем я?

— Только догадываюсь… — не стал я лукавить. — В тех местах, откуда я родом, даже старики уже не помнят времен, когда еды не хватало. С разносольем оно всяко бывало, но чтобы голодать… Разве только в войну, или по злому умыслу… Хлеб не уродил, так картошка была… А где людей не слишком густо — грибы, ягоды, охота неплохая.

— Охота… — проворчал Торус. — И много дичи ты заметил в пути?

— Дичи? — переспросил я и отчетливо понял, что так подспудно беспокоило меня эти дни. За все время, проведенное в пути, кроме воронья, на глаза вообще ничего не попадалось. Даже полевка суетливо не перебежала дорогу, на другую сторону заброшенной пашни. — А со зверьем-то что случилось?

— Мертвяки… — пожал плечами Торус, будто объяснял самые, что ни на есть обыденные вещи. — Люди от своих мертвецов в церквях да освященных приютах прячутся, а птицам и иной живности — куда деться? Одни только голуби на колокольнях уцелели, да и то — не везде. Оно ж создание безмозглое, — живого от мертвого отличить не может, а зимой сумерки ранние, обманчивые…

— Нет, Торус, — остановился я. — Так дальше не годиться. Вот уже второй день мы вроде разговариваем, а я в происходящем все еще ничего толком не понимаю. Слишком сумбурно ты излагаешь. Давай, облегчим чуток мой заплечный мешок, а я тем временем поспрашиваю и попытаюсь сложить все вместе. А то, с непривычки и несуразности, в голове у меня такая каша образовалась, что ум за разум заходит.