⇚ На страницу книги

Читать Я+Я. Жизнь карикатуриста. Прелюдия - стр. 2

Шрифт
Интервал


Моя жизнь хоть и не Одиссея или Робинзонада, все же были в ней события исключительные, выделявшие меня из фона и даже делавшие известным не только ближайшему окружению. А тщеславие никогда не было мне чуждо. Что мне было чуждо всегда, так это чванство! Может быть, именно поэтому и отношения у меня с людьми обычно хорошие. Меня любят, да и я себя люблю…

Здесь уместно вспомнить фабулу одного рассказа, некогда читанного мною. Изобретен компьютер, записывающий, фильтрующий и складирующий в памяти человеческие жизни. Каждый может быть выслушан, но лишь то, что найдено необычного, оригинального и поучительного, заслуживает хранения в памяти машины.



К крайнему разочарованию героя рассказа, ни один из сюжетов его биографии не получает права на жизнь в памяти компьютера, настолько эта жизнь была банальна.

Так вот, надеюсь не оказаться в положении этого незадачливого старика – думаю, что мой рассказ заслуживает… впрочем, старик тоже так думал…

А если честно – вот уже около года я прохожу всякие процедуры и обследования:

Ты выбираешь позу так и сяк,
Чтоб чашу жизни дохлебать со смаком,
Вот тут-то жизнь тебя поставит раком,
И в теле заворочается рак…

Именно это на самом деле и подвигло меня взяться за перо.

Болезнь вроде и не угрожает уже унести меня раньше срока, но все же она – первый звоночек к длинному перечню всего, что может со мною случиться. Нечего далеко ходить – на днях я неожиданно умер. Умер ненадолго, не успев даже испугаться. Просто почувствовал вдруг, что нахожусь внутри собственного тела, не имея ни малейшей возможности управлять им: ни шевельнуть пальцем, ни издать членораздельный звук…

Будучи в кристально ясном сознании, я метался-крутился внутри черепа-саркофага.

Так мечется абсолютно целый танкист в подбитом, недвижимом, наглухо задраенном танке. Окружающее мелькало в амбразурах глаз и лючке полуоткрытого рта.

Через несколько секунд связь с телом начала восстанавливаться: вначале пальцы правой руки, затем сама рука, губы, голос…


Первые строчки вылились у меня в стихотворную форму, и добрался я по волнам рифм до переселения моего в Израиль. Все то, что произошло с тех пор, я еще не успел переварить, осмыслить и просмаковать. Собственно, этот переезд я считаю своим вторым рождением – а ведь смешно писать воспоминания, когда тебе за 30.


Стройность прозаической же части прерывается моей женитьбой, то есть на 19 году моей жизни. Из дальнейшего я позволил себе описать лишь сугубо избранное, и лишь то, что непосредственно держится корнями в прошлом. Дело в том, что мое Я постепенно превратилось в МЫ, и траектория моего повествования резко изменилась с изменением массы: два тела – две души – две энергии. А впрочем, дело не в женитьбе…



Только теперь я понял, почему Толстой ограничился «Детством, отрочеством, юностью»…

И не говорите мне о счастье созидания, об упоительности власти, о сладости плотской любви даже. Все эти радости зрелого возраста – лишь убогие попытки воссоздать утраченный рай. Я – родом из детства… Ведь детство – самый важный, серьезный и значащий этап в жизни любого. Весь дальнейший и долгий период взросления – на самом деле длительная агония, расплата за предыдущее блаженство – конечно, для того, детство которого было счастливым. Мое – было! Доказательство – сюжет из семейной мифологии, когда, в 3—4 летнем возрасте, я произнес: «Какая хорошая земля, что она дает такие красивые цветочки!». Только счастливый и в меру упитанный ребенок может выдать такое!