Аль далёко, али близко,
аль высоко, али низко,
в тридевятой стороне…
Али то приснилось мне,
али Кот Баюн наврал,
али ветер нашептал.
Расскажу всё без утайки
эту сказку али байку.
Средь полей и средь лугов,
среди зелени лесов
возвышается гора.
К той горе ведёт тропа…
Но тропинка, скажем сразу,
не видна простому глазу
(заколдована она,
потому и не видна).
А пути другого нет.
Хоть ищи сто тысяч лет.
Ведь на той горе сокрыта,
в недра от людей зарыта
среди вековых дубов
тайна древняя Богов.
Кто её отыщет там –
сам приблизится к Богам.
Многих тайна увлекала.
Полегло, увы, немало
смельчаков и хитрецов
среди вековых лесов.
Чтоб дорогу отыскать,
Мало видеть, слышать, знать…
Это присказка такая.
Сказку следом начинаю.
Жили-были… Нет. Не так.
Жил да был Иван-дурак
и понять никак не мог:
почему который год
его братья, взяв дубины,
бьют друг друга. И скотину
добивают заодно.
Извели своё добро:
Дом, сарай, конюшню, хлев…
Позабыли про посев.
Но горланят в полный голос
про добро, свободу, совесть.
Старший брат, спаливши дом,
всё на запад бьёт челом.
Средний – все пристройки сжёг,
страстно глядя на восток.
Мяса нет. Нет урожая.
Что за жизнь пошла такая?
Ваня к старшему: «Родной!
Крыши нет над головой!
Что ж ты делаешь? Очнись!
И к земле своей вернись».
Только старшему виднее.
Он же – старший, знать умнее.
Что же слушать дурака?
Ваня к среднему тогда:
«Мы же все – одна семья!
Что ж вы губите себя?
Помиритесь, ради Бога!»
Средний посмотрел сурово
и Ванюшку в лес послал
(брата слушать не желал).
Снова присказка велась.
Сказка вот уж началась.
Про своё большое горе
Водяной из Черноморья
со слезами на глазах
Ване изливал рассказ:
«На потеху, аль на зло
затянули сетью дно.
Сеть, замечу, непростая
не для ловли рыб – стальная.
Тех, кто в сети попадёт –
на кусочки разорвёт.
Не улечься, не проплыть –
где ж спокойствию тут быть?!
Душегубы, лихоимцы
всё толкнули за границу:
рыбу, раков и мальков,
осьминогов и коньков.
И русалок сгинул след…
Я не плакал сотни лет!
А теперь чего стыдиться?
Был бы счастлив утопиться!
Но проточная вода
Ржавой тиной поросла.
Всё сгноили упыри!
Ты, Ванюша, помоги!»
Водяной к нему как к другу.
Ваня ж грохнулся с испугу.
И проснулся наш Иван.
«Не курил я, не был пьян.
А приснился полный бред.
Видно переел в обед», –
здраво рассудил Ванюша
и отправился покушать.
День проходит, снова ночь.
Ваня выспаться не прочь.
А ему опять виденье:
не то сон, не то знаменье.
В листьях, ветках и траве,
с колтуном на голове
Леший, словно на духу,
исповедался ему:
«Не житьё, а потрясенье!
Занесли в мои владенья,
в мой прекраснейший чертог
страшный земляной цветок!
Чернота клубится в нём,
извергается огнём,
и когда он расцветает –
всех в округе убивает.
Задохнулся лес в дыму!
Я так больше не могу!
Лиходеи роют рвы,
днём и ночью жгут костры,
выпьют огненную воду –
и строчат по небосводу
семенем того цветка…
Ох! Беда, Ванёк, беда!
Скольких гадов я видал,
но таких ещё не знал!
Валят древние деревья –
строят чудо-укрепленья.
Дичь и зверя извели.
Ваня, милый, подсоби!»
Ваня слушал да молчал,
только головой качал.
А проснувшись на рассвете,
сны забыть не мог он эти:
«В чём причина, в чём подвох?
Видимо пропал творог.
А я съел его – дурак!
Лучше буду натощак
я отныне спать ложиться.
Мало ли чего приснится».
День промаявшись кой-как,