Незаметная черта, за которой кончаются возделываемые человеком земли и вступает в права лес, осталась позади. Тропка прикрылась листьями, молодая поросль цеплялась за отвороты одежды, лезла в карманы. Максим, светловолосый мальчуган лет одиннадцати, выломал прутик и принялся сосредоточенно отсекать с встречных кустов торчащие во все стороны листья. Девочка, идущая следом, увернулась от взлетевшего прута и чуть не уткнулась носом в клубок колючих кустов.
– Максимчик, прекрати! Ещё в глаз ткнёшь! Если не себе, то мне – точно.
Максим показал язык.
– Ты мне не мама, Ёлка.
– Я старше, – возразила девочка.
– Подумаешь, на год, – буркнул Максим.
Дети приехали с родителями в деревню погостить у своей бабушки. И тайком, пока никто не видит, отправились осматривать лес, который виднелся невдалеке за полем.
Только здесь густой дух леса окончательно выбил из одежды запах машины и городских улиц.
– Эй, вы двое! – кто-то хрипло крикнул у них за спиной. – Что вы тут делаете?
Дети вздрогнули, Максим напрягся, но, увидев спешащего к ним от деревни мальчишку, тут же расслабился.
– А, привет, Дик.
Дик, новый друг и единственный ровесник, встретившийся в деревне, догнал их. Йола скривилась, глядя на заплатанную куртку и торчащие карманы, однако мальчуган оказался не по годам серьёзным.
– Здесь нельзя гулять одним… и вообще гулять. Опасно.
Он был так уморительно серьёзен, что девочка не смогла сдержать улыбки.
– Это всего лишь сказки, – беспечно отмахнулся Максим. Сестра перевела насмешливый взгляд на него.
– Кто бы кулером жужжал, Максимчик. У тебя коленки дрожали, когда бабушку слушал…
Дик вышагивал рядом, вертя на пальце брелок в виде перочинного ножика, и рассеянно вслушивался в спор. Ребята углубились в чащу, деревня скрылась за густой зеленью.
– Она говорила так страшно, подвывала, как в том фильме про мертвецов, – начал было оправдываться брат, но увидел, что улыбка сестры стала шире, и огрызнулся: – Ты сама, Ёлка, с открытым ртом сидела.
Йола собралась что-то возразить, но поймала встревоженный взгляд Дика.
– Это все эти сказки, правда?
Мальчишка пожал плечами.
– Может, и нет. Я и сам здесь часто гуляю. Но мама говорит, мы здесь все свои. А вот чужих лес не любит. Десять лет назад сюда браконьеры приезжали.
– Зверей стрелять – это подло, – дёрнула щекой девочка.
– Только никого они не убили, – сказал Дик. – На следующий же день умотали обратно. В мокрых штанах. Деревня потом неделю воняла.
Йола от таких подробностей состроила гримаску, Максим захихикал; Дик помахал сложенным ножиком.
– А у одного вообще крыша поехала. Его так здесь и бросили, до сих пор где-то шатается.
Смех оборвался. Йола переглянулась с братом: она вспомнила пыльную дорогу на пути к деревне, линялую кочковатую ленту где-то между шумной автострадой и безмятежной сельской глубинкой. Родители пошли на разведку, дети в пикапе остались один на один с жарой и полупустой бутылкой минералки. Внезапно девочка вскрикнула. Максим подавился насмешкой, во все глаза уставившись на нечто, отдалённо напоминающее человеческое лицо: на щеке, прижатой к стеклу, выделялись синюшные вены, зрачки в блеклых глазах плавали свободно, как листья в грязной осенней луже. Потом это исчезло и появилось со стороны Максима, зашлёпало по стеклу ладонями, губы что-то шептали бессвязно и жутко.