Читать Последние Советы. Прощай, ХХ век! (сборник)

Толоконников

Мария Романовна

Женя

Мстислав Романович

Гончаров

Тереза

Рюмкин

Горюхин

Сантехник

Комната, кухня и прихожая. Послеобеденное время, около пяти часов вечера, пятница.

Женя гладит. Мстислав Романович читает в кресле на колесах. Звонок. Женя открывает. Входит сантехник.

Сантехник. Чего у вас тут?

Женя молча смотрит на него. Сантехник отводит глаза.

Здравствуйте.

Женя. Здравствуйте. У нас течет кран в ванной. Сюда, пожалуйста.

Уходят. Затем Женя возвращается в комнату.

Мстислав Романович. Кто это?

Женя. Водопроводчик.

Мстислав Романович читает. Женя гладит. Входит сантехник.

Сантехник. Это… тряпку там постелите.

Женя. Сейчас. Мне немного осталось. Присаживайтесь.

Сантехник. Ничего, я постою.

Мстислав Романович читает. Женя гладит. Сантехник стоит, переминаясь.

Мстислав Романович. Женя!

Женя. Ну и что? Три минуты. (Сантехнику.) Вы очень спешите?

Сантехник. Куда может спешить рабочий от слова раб.

Женя. Никуда.

Сантехник. Это только вы можете спешить.

Женя. А мы куда?

Сантехник. Мало ли…

Женя. Действительно. Куда может спешить незнакомый человек? Это мне надо спешить, а куда спешат все остальные?

Мстислав Романович. Женька!

Женя. Для интереса (сантехнику, указывая на него пальцем) сколько вы сегодня посетили квартир?

Сантехник. Ни одной.

Женя. Как это?

Сантехник. Я в вечер работаю.

Женя. Правда?

Сантехник. Ну ладно, этот базар…

Женя. Сейчас.

Бежит на кухню, возвращается с двумя рюмками и бутербродами с красной рыбой на тарелке.

Женя. «Камю». Резковат, правда. Наш армянский помягче. Не замечали?

Сантехник. Я в коньяках не разбираюсь.

Женя. А что вы предпочитаете?

Сантехник. «Агдам».

Женя. «Я пью „Агдам“ назло истраченным годам…» Чьи стихи, дядя?

Мстислав Романович. Твои.

Женя. Мои. (сантехнику.) По маленькой?

Сантехник. С чего это? С какой радости?

Женя. Да ни с какой особой радости. Сегодня мне двадцать лет. Вперед!

Чокаются. Женя выпивает.

Сантехник. Поздравляю… Будь здорова.

Выпивает.

Женя. Сегодня мне напиваться нельзя, поэтому по второй не предлагаю.

Сантехник. А мне тоже нельзя. У меня такая работа, что мне вообще надо воздерживаться.

Женя. Ну, какую там тряпку? Пошли.

Уходят. Затем Женя возвращается.

Мстислав Романович. Не понял?

Женя (смеется). Маленькая ловкость рук. А ты, дяденька, покупаешься моментом.

Мстислав Романович. Лимонад?

Женя. Лимонад.

Женя гладит. Мстислав Романович читает.

Женя. Дядя?

Мстислав Романович. Что?

Женя. Как ты считаешь – двадцать лет – это очень весело?

Мстислав Романович. Я, Женя, не знаю. У вас ведь все свое. У меня жизнь началась после тридцати.

Женя. Когда писать начал?

Мстислав Романович. Чуть раньше. Когда я понял… вернее, не понял, а окончательно убедился в том, что жить можно в самом узком пространстве. Обрезать все ненужные продолжения и оставить одно. И протащить себя, как верблюда в игольное ушко.

Женя (помолчав). Это не весело.

Мстислав Романович. Здесь уже нет таких координат – весело или грустно. Есть только надо.

Женя. Это ты только что придумал?

Мстислав Романович (смеется). Только что. Когда я был в твоем возрасте… Нет, в твоем возрасте я уже не был, не успел… Скучно?

Женя. Давай дальше.

Мстислав Романович. В восемнадцать лет, перед тем, как идти на фронт, я работал возчиком в Омской области. Возил зерно, запчасти, дрова. И вот в райцентре подсел ко мне на телегу пожилой человек, колхозник. Бородатый, лысый, обычный. Но у рабочих людей руки такая же часть тела, как плечи, как спина, их не замечают. Есть между пальцами и глазами какая-то связь. Если человек умеет мыслить абстрактно, то этот мостик – глаза-пальцы – служит ему опорой. Как будто взгляд шлифует кость… Продолжать?