– Флавиан! Принеси ещё чистых свитков!
– Сейчас, мастер, только закрою ворота за странниками.
Как всегда, этот обычный утренний разговор сопровождался приглушенным шумом – даже толстые стены крепости порой не спасали от рутины реальной жизни.
– Мастер Илиодор, вы всё же решили начать хронику событий мира Древнейших? – Флавиан протянул на серебряном подносе груду свитков и, поджав ноги, уселся рядом на мягком ковре.
– Наши потомки должны знать, что происходило в той жизни – в жизни до Великой битвы, изменившей весь мир. Сегодня, Флавиан, я дам тебе задание.
– Слушаюсь и повинуюсь, – юноша покорно склонил голову, как и требовал этикет от младших по отношению к старшим, если последние о чём-либо просили. В позе ученика и в том, как он замер, чувствовалось явное нетерпение. Илиодор по-отечески улыбнулся.
– Запиши хроники наших дней – так, как видишь их ты. Но сначала в двух словах расскажи мне, о чём бы ты написал, – Илиодор поудобнее устроился на маленьком коврике в позе лотоса и застыл, отчего стал похож на изваяние.
– Ну, во-первых, – запинаясь, начал Флавиан, – я начал бы с того, что весь мир Двух Истин сегодня представляет собой сплошную дикую природу в её первозданном облике, населённую множеством существ. Таких крепостей, как наша, много, но мы далеки друг от друга. Порой задаешься вопросом: а вдруг твой укромный уголок, твоя маленькая крепость – единственная, вдруг больше никого не осталось? Даже не знаю, что лучше: та жизнь или эта. В той жизни, в жизни до Великой битвы боролись со злом, с любым его проявлением, а теперь… теперь, пожалуй – с самой матушкой-природой…
Флавиан замолк и в задумчивости опустил голову.
– Можешь идти, – Илиодор нежно посмотрел на юношу с добрым сердцем и чистой душой, подающего большие надежды. Но вскоре взор мастера стал стеклянным. Мысленно он был уже не здесь. Рука его машинально нащупала перо, и он начал писать…
Глава 1. Конец забвению, или неугасшая надежда
Зажги сам свет доблести… Всеми силами пробивайся сквозь трудности, поднимайся над высоким… [Доблесть] всегда в неуспокоенности и всегда больше других волнуется… всегда находится в действии
Франческо Петрарка
Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения. Человека можно уничтожить, но его нельзя победить
Эрнест Хемингуэй «Старик и море»
Мрак, холод, ощущение свербящей пустоты завладевают разумом. Словно свинцом наливается тело. Что это? Боль, страх… Что бы ни было – это невыносимо. С этим невозможно бороться… Это вгрызается в горло, завладевает всем твоим существом и, что особенно страшно – всей сущностью. Оно упорно тащит вниз, в непроглядную тьму бездны – словно воронка, которая, раз ухватив свою жертву и почувствовав вкус вожделения, с необъяснимым упорством, отчасти даже страстью не желает больше отпускать её. Нет больше сил бороться. Всё тело в изнеможении. Борьба отняла слишком много… Ощущение такое, будто сама старуха Тьма заинтересовалась жертвой. Единственное спасение – борьба, но дух сломлен, больше не осталось ни капли надежды, веры в Свет. Лишь зло – непроглядное, безнадёжное, тяжёлое и одновременно какое-то пустое