Сашка полюбил Лили Иванову. Да-да! Болгарскую певицу! Ту самую, которая в телевизоре.
Чудеса, да и только!
Правда, вживую пообщаться им не доводилось. По телевизору показывали концерт, там её и увидел Сашка. Впервые. А так – не уподобило. Но, увидев, так сразу же и влюбился.
Голос, голос-то какой! Да от одного голоса и влюбился. А ещё от песни, что пела Лили Иванова. От слов и от мелодии.
Забудь обратную дорогу,
Ту нашу первую весну,
Тебя не встречу у порога,
Руки не протяну.
Забудь обратную дорогу,
Того, что было, не вернуть.
Мою печаль, мою тревогу,
Забудь, любимый мой, забудь.
Вот они-то, – голос, слова и мотив, так запали, что разбередили душу Сашки. Особенно, то лирически-грустное настроение, которое исходило от песни, её слов, от музыки, – всё это было созвучно его душе, его настроению. Стыдно сказать, даже вышибало слезу.
И сейчас, где бы он ни был, всегда напевал эту песню:
– Забудь обратную дорогу,
Того, что было, не вернуть…
Она, песня Лили Ивановой, можно сказать, стала гимном для лейтенанта Епишкина.
Когда-то, будучи курсантом военного училища в Воронеже, Сашка был с друзьями в увольнении, и, на свой страх и риск, зашли в один из местных ресторанов. Хотя, если быть до конца честным, не положено такой категории граждан, как курсант военного училища, посещать увеселительные заведения типа «ресторан», но если сильно хочется, и тайком, то – можно через нельзя.
Так вот…
И выступала в тот момент в ресторане одна певица, молоденькая девчонка. Может быть, ровесница курсантов, или чуть моложе. И пела она, о, чудо! песню Лили Ивановой «Забудь обратную дорогу». Да так хорошо, так красиво, так проникновенно, так страстно пела, а ещё соблазнительно двигалась по сцене, что получалось не хуже самой Лили, а может быть и лучше. Нет, лучше, конечно, лучше! Так считал Сашка, потому как уж очень сильно понравилась она ему.
Тут совпало всё в одной точке, сошлось в одном меридиане, наложилось на него: и мелодия, и слова, и прекрасный голос, и красота самой девчонки, её привлекательность. Ну, фигурка там, выпуклые и оголённые в меру и чуть больше иные притягательные и соблазнительные части девичьего естества.
Юбочка, открытая «до не могу», до дрожи курсантских частей тела каждой по отдельности и всех их в куче вместе взятых, скрытых и ограниченных в проявлении эмоций и желаний лишь строгой военной формой и воинскими уставами.
Носик, чуть курносый, но с хищными ноздрями. Крылья его разлетались в разные стороны, чуть бледнели, когда владелица втягивала воздух, и казались всемогущими и всесильными, готовыми втянуть туда и Сашку.
Яркие, полные, чувственные губки, слепящая белизна ровненьких зубиков…
Роскошные каштановые волосы, ниспадающие чуть ниже плеч, переливались в ресторанных огнях.
Само собой – взгляд чуть раскосых голубых глаз. Да такой, что с поволокой, от которого-то и свой взгляд не отвести. Они, девичьи глаза певицы, зачаровывали, дурманили, притягивали и затягивали юное сердце курсанта со всеми иными его потрохами куда-то в преисподнюю, в бездну. Без права на сопротивление или рассуждение. Без права на сомнение тоже. Но с правом и обязанностью потери курсантской головы. Не зависимо от того, есть в ней мозги или нет. Это уже роли не играло. Если в голове поселилась любовь, то иным веществам там места нет как инородным.