⇚ На страницу книги

Читать Версии настоящего

Шрифт
Интервал


Зимний путь

screen_image_9_133_110

Шум

так, себя предвосхищая
рождённым, слышит изнутри
дитя
края посуды, тяг
водяных, воздушных, всхлипы, пузыри,
затем – круги и перепады
невидимых движений, звонкий спор
ножей и ложек – из cвоей засады —
cкрип тряпки о фарфор,
вечерних бабочек, бок о бок
над лампой пляшущих, сквозь гул
двух голосов полузнакомых,
глотка укромную дугу,
дыханье, тишину, биенье,
и дерево, что наяву,
внезапно потеряв терпенье,
роняет яблоко в траву.
08/ 2009

«Близится снег…»

Близится снег.
«Скоро тебя заберём»
плакатным пером
у третьей московской
мама надписью машет при всех.
 Скоро обход. Облаков за рукой
 на стекле, переправа.
 Обещанье маячит. Пора бы.
 Шубка с воздетым лицом.
Указательным если коснуться, огромным,
 упадёт ли? Почувствует? Синь за стеклом.
 Нимб
 мохеровый, « …бя заберём», невесом.
 Не крупнее
 лунки мизинца. Картонным, ангельским машет крылом
 навестительница,
 расплываясь, пока отступаешь,
– …повыше, дыши, подыми,
 отойди, просквозит, никого там, дыша без тебя, ешь,
 уехала.
 Близится.
 Cнег:
– вот и мы.
01/ 2005

«Сестре – шесть, брату – девять…»

 Сестре – шесть, брату – девять.
 Игра в раздеванье.
 Слои маслянной краски не до конца
 дверь, виноградное в кадке древо,
 диванный валик вместо её лица.
 Крюк не дотянется до петлицы.
 Запылённые листья. На подступах новый год.
 Вьётся растение. Локон. Локоть.
 Ветрянка прошла у обоих. Игра в нескромность.
 Зоркость детская. Оттиск её колгот.
 Он, искоса. Оба в зелёных точках
 тела.
– Пройдись. Проходит кто-то. Заставь – шаги —
 креслом, ты похож на скелет.
 В восточных
 шторах солнце,
 между драконом и веткой игра нагих.
 Он подбирает сорочку с пришитой меткой.
 Она:
– И нечего так смотреть.
 Под бесплодным, комнатным, стены оплетшим, ветхим,
– ты похожа на смерть.

Сумерки

Во снах, сам того не желая,
возвращаешься в дом свой.
Здравствуй,
комната нежилая. Светом вдосталь
хочет напиться. Отвыкшие растворяться
двери, ставни впустят
солнце.
Здравствуй, сестра-двойница, в зеркальном рабстве.
Все ли здесь постояльцы —
стулья, тихие вещи? Тянется глянцевая за пальцем
полоса по обложке, блещет
чашки фарфоровый локоть,
бок о бок с пыльным кувшином —
лучше не трогать.
Не внушать надежды.
Эти сонные вылазки полуслепой души нам
позволены тем же,
кто, в одночасье,
отменит и жизнь,
и то, что за нею брезжит
все эти комнаты наши пустые и снов небрежность.
Сумерки счастья.
02/ 2004

«Приблизившись, дурнеет долгожданный…»

Приблизившись, дурнеет долгожданный,
          теряет очертания, ветшает
                 день праздника.
           В стакане многогранный
      отец хлопочет, сам себе мешает,
      и комнатой обёрнуты блестящей
     шары, шары, на каждом – голубое
                   клеймо окна,
              и бабушки сидящей
        коричневое зеркало вмещает
      рембрандтовскую оторопь. Рябое
   в серванте – ёлка, висельница, юрта?
     Цветная драка? Завтрашнее утро
     уже в Китае, нож, тарелка, десять,
   тарелка, нож, ребёнок, всё, садитесь,
         не ставь на край, прольёшь.
                Надкушен месяц.
                  Tарелка. Нож.

Обряд

Дитя зимой.
капустная слышна
присловица « …а то закоченеешь,
простынешь». Кофты синяя, за ней
еще одна,
вот пуговицы, вникшие в свои
оконца шерстяные, друг за другом,
потом лицо, в точь пуговица, и —
«Не туго?».
Потрескивая, вырвется на свет