⇚ На страницу книги

Читать Воздух и ветер. Сочинения и фотографии

Шрифт
Интервал


«Жданова читать трудно. Он как будто специально отгораживается от случайного читателя. Его стихи нельзя читать походя, и нужно усилие, чтобы войти в его поэтический мир… Жданов пишет без случайных и проходных слов… Он творит настолько плотную поэтическую среду, что нет времени перевести дух, отдохнуть. Словно стерты интервалы между словами, и стихи сливаются в единую словесную ткань».

Николай Александров

«Каждый сегмент мысли [Жданова] претендует на категорическую ясность, но законы смыслового синтаксиса загадочны… Смысловые пробелы, «эллипсы», тем очевиднее, что Жданов не работает «колеблющимися» смыслами слов, а повествует.

В провалах сюжета или описания зияет, не решусь сказать, глубина, но запредельность, превращающая рассказ в притчу, в попытку прозрения и пророчества».

Игорь Шайтанов

«Память здесь помещена в Космос – который как живое неловкое и вместе с тем большое сказочное существо… помнит в Вечности справедливо, по совести, по жалости, – отсюда такая личная интонация, такой щемящий звук, такая акустика – Эхо».

Инна Ростовцева

«И все же при всей своей внешней строгости и мужественности поэзия Жданова – типичный цветок авангардизма, только в стадии бутона.

Психология его авангардизма выражает себя не в архетипе творческого поведения, а в поэтическом образе архетипа, в образе божественного младенца, вольно или невольно утаенного в переплетениях его метафорических ребусов».

Светлана Козлова

«Иван Жданов-фотограф не признается в мастерстве;

свою страсть – пейзаж – с отсутствием и человека, и сюжета, делая естественным и личным, сумел запараллелить «ждановскому»: некоторая легкая торжественность, очарование масштабов и ненавязчивости в лироэпическом формате душеспасения, – да, форма и есть и является в томительную одновременность между всё и всегда. А хоть и в цвете, а хоть и без…».

Владимир Сулягин

Следи за мной, мой первый снег

1968

«Следи за мной, мой первый снег…»

Следи за мной, мой первый снег.
Я за тобою послан буду,
когда усталый человек
начнет искать тебя повсюду.
Тот человек не я, и лиц
он не менял еще, но все же
среди него не видно птиц,
и это так на снег похоже.

«Соломенную кладку полусвета…»

Соломенную кладку полусвета
с морозным утром связывает тихо
снег, сохранивший пристальность воды.
Где снега нет, где лед с начинкой окон,
березового сока сонный шорох
разводы оставляет на стекле.
Лед плавает в воде, как деревянный.
Уже не надо слушаться древесных
намеков, многошумных и немых.
Уже не знаешь, как дышать на стекла.
За этим вдохом снег ли будет таять
иль погружаться в воду талый лед.
Все обретает пристальность воды.

«Я не ветка, я только предветвие…»

Я не ветка, я только предветвие.
Я не птица, а имя ее.
Я не ворон, но где-то в предветрии
обсуждает меня воронье.

«Бог Аполлон живую кожу…»

Бог Аполлон живую кожу
задумал с Марсия содрать,
не ход ристалища итожа,
а перед тем, как начинать.
Так ветер фабулы в финале
срывает шкуру с тополей
не для того, чтоб замолчали –
чтоб умолкали веселей.

«Когда умирает птица…»

Когда умирает птица,
в ней плачет усталая пуля,
которая так хотела
всего лишь летать, как птица.

«Смех подошел ко мне вплотную…»

Смех подошел ко мне вплотную,
разбил гортань, заворожил
и душу теплую, живую
в один щелчок опустошил.
И как с костра – за дымом пламя –