⇚ На страницу книги

Читать Как я выступала в опере

Шрифт
Интервал

«Документальные истории Екатерины Поспеловой – чистое читательское счастье. Их можно только обожать. И ржать, смеяться, хохотать, всхлипывая и утирая слезы. Эта книга – гимн жизни, как выясняется по прочтении, гармоничной, веселой, переполненной музыкой, трогательными нелепостями и любимыми людьми».

Майя Кучерская

«Читателям этой книги предстоит встреча с интересным, наблюдательным, неунывающим собеседником.

Автор пишет непринужденно, с подкупающим юмором и изяществом. Подобно художнику – графику и живописцу – Екатерина Поспелова „работает с натуры”.

Ее взгляд так сосредоточен на „предмете изображения”, что кажется – эти образы возникают и оживают как бы по собственной воле. Но именно перо автора, столь внимательное к деталям, делает их такими живыми и обаятельными».

Леонид Зорин

Дело не в берете

Многим любителям оперы давно известен бородатый анекдот про «Зеленовый берет». Каждый работающий в опере человек, будь он хоть двадцати лет от роду, рассказывает его про свой театр, дескать, у них это случилось.

Меж тем, анекдоту лет сто – и было ли такое вообще, бог весть…

Так вот: говорят, что сопрано, поющее Татьяну из оперы «Евгений Онегин», в костюмерной потеряло малиновый берет и надело зеленый, а, видя такое, верный реалистической традиции баритон Онегин переиначил свой вопрос и спросил: «Кто там в зеле́новом берете?» После чего его собеседник бас, князь Гремин, от удивления спел: «СЕСТРА моя», – а педантичный и дотошный Онегин уточнил тогда: «Так ты СЕСТРАТ? Не знал я ране», – и т. д.


Но я описываю лишь случаи, которым сама была свидетельницей. И вот подумала: хоть и забавна эта старая хохма, но насколько действительно происходящее на сцене всегда смешнее бородатых анекдотов…

Итак…

С беретом все было как раз хорошо, он был нужного цвета.

Но именно в этом легендарном речитативе оперы после вопроса:

– Кто там в малиновом берете? – прекрасный бас Гремин спел свою реплику:

– Ага! Давно ж ты не был в свете? – и, поскольку получилось складно и в рифму, он счел, что уже молодец, и продолжение петь не стал.

Баритон же Онегин, чувствуя, что оркестр уходит вперед, а коллега молчит, пропел за него, изменив чуть-чуть грамматическое лицо и сократив убегающие длительности:

– Позволь-КА ЕЙ представлюСЬ Я…

Гремину ничего не оставалось, как продолжить:

– Да кто ж она? (Ему, как нянюшке, «зашибло».)

А Онегин на это – назидательно и выразительно (как бы – опомнись, «нас окружают»):

– Жена ТВОЯ!

Гремина это открытие ошеломило. Он обмер и спел реплику Онегина в недоумевающую малую секунду:

– Так Я женат? Не знал я ране…

(О, ранний «эклер»! Гремину было лет тридцать пять, как говорит литературовед Лотман.)

Тут Гремин-бас вспомнил (хоть и зря), что у баритона, чьей партией он нечаянно завладел, это не вся реплика, и, не желая повторить свою былую ошибку, страдальчески продолжил:

– Давно ли?

Онегин (нажимая и умоляюще взглядом: пропадаем!):

– Около двух лет!!!

Гремин (совсем падая духом):

– На ком?

Онегин (боже мой!):

– На Лариной!

Гремин (ааааа – точно!):

– Татьяне???

Онегин (интимным ходом вниз по терциям, вроде как: ну, парень, дал ты мне поволноваться…):

– Я ей знаком…

Гремин (слава богу, пронесло):

– ТЫ ИМ сосед!!!


Тут все вернулось на круги своя, и Гремин пошел петь вожделенную залом арию в Ges-dur-е: «Любви все возрасты покорны».