⇚ На страницу книги

Читать Гзумгарайский сыр

Шрифт
Интервал

4-е вотана, побережье острова Лаулито

– Вам лучше не заходить сюда, тан, – поспешно сказал матрос. – Поверьте…

– Может, – насмешливо прогудел из-за плеча тана здоровенный моргвардеец, – тану вообще не стоило сходить на берег? А?

Какой-нибудь сторонний наблюдатель, окажись он здесь и сейчас, наверняка бы дал утвердительный ответ на этот вопрос. Ибо новенькие, скрипящие при каждом шаге ботфорты из кожи василиска, – с квадратным, согласно последней столичной моде, носком и блестящей пряжкой, – а также темно-синие панталоны и обильно усыпанный кружевной пеной камзол куда уместнее выглядели бы на тенистых аллеях дворцового парка Эстрадивьяны, чем среди куч пепла и углей, когда-то бывших хижинами.

И тел на красном песке, когда-то бывших людьми.

Чтобы понять свою ошибку, наблюдателю потребовалось бы поднять взгляд чуть выше сапфировой броши на шейном банте – и попытаться заглянуть в глубь глаз, ничуть не уступающих по холодной твердости сапфиру…

Большинству для подобной попытки приходилось наклоняться – голубоглазый щеголь едва доставал макушкой до плеча моргвардейца. И почти все предпринявшие подобную попытку весьма сильно сожалели об этом.

Стоявший у входа в единственную уцелевшую хижину матрос исключением не стал.

– Не думаю, – дождавшись пока матрос опустит взгляд, вполголоса произнес тан, – что я увижу внутри этой хижины нечто новое для себя.

У этой хижины не было окна, а двое вошедших – и особенно остановившийся в проеме моргвардеец – почти полностью заслонили путь лучам закатного светила. Впрочем, оставшегося света вполне хватало…

…хватало разглядеть, что лежащей поперек широкой доски девочке в каждую ладонь был почти по шляпку загнан большой корабельный гвоздь. И что лет ей было девять-десять, никак не больше.

В хижине было очень тихо. Проклятье здешних берегов, желтобрюхие мухи, пока не добрались сюда, привлеченные обильной кровавой приманкой снаружи.

Внешне маленький щеголь выглядел совершенно спокойным. Он смотрел очень внимательно. И прикрыл глаза лишь на миг, когда ему показалось, что лежащая перед ним девочка чем-то неуловимо похожа на…

Но и этого единственного мига с лихвой хватило, чтобы загнанные вглубь воспоминания хлынули, словно вода из пробитой ядром дыры… или кровь. И крохотную хижину заполнили крики ярости и отчаянья, алый отблеск горящей усадьбы… на алых же, щедро напоенных в ту ночь клинках.

Да, кровь, пожалуй, будет куда более верным сравнением – ее пролилось немало… тогда.

Это наваждение длилось лишь краткий миг. Затем он вновь открыл глаза…

Нет, ни малейшего сходства, устало подумал он. Просто… все мертвые чем-то схожи друг с другом. Особенно дети. Особенно темноволосые девочки.

– Брат Агероко.

– Тан Раскона?

– Тан Диего. Просто тан Диего, сколько мне повторять вам это?

– Полагаю, еще раз двести, никак не меньше, – задумчиво сказал монах. – Непросто выбить словами то, что было вколочено палкой. Но… вы хотели о чем-то спросить меня, тан?

– Да, брат. Освежите мою память: какую кару Высокий Закон назначает за насилие и умерщвление невинной дщери?

– Высокий Закон милосерден, – промолвил монах. – Что применительно к данному случаю означает: каре подлежит лишь более тяжкое преступление, сиречь насилие. Карой же заповедано сожжение на медленном огне. Приговоренного, раздетого донага, привязывают к вертелу, затем уличная блудница доводит мужское достоинство приговоренного до… потребного состояния. Лишь затем палач начинает разводить…