Читать Гуси, гуси… Повесть о былом, или 100 лет назад

Говорят, что за весну на Олонецкой равнине разных пород гусей присаживается на отдых около миллиона. Сейчас, в начале мая, сотни столичных любителей пострелять по живому, десятки местных охотников, ещё и до полусотни иностранцев стараются оказаться вблизи старинного города Олонца. Чтобы отдаться добычливому делу, и вернуться домой с завидным трофеем, да после долго рассказывать друзьям, как легко свершился удачный выстрел.

Моё приобщение к охотничьему действу произошло благодаря деду, Дмитрию Петровичу Кирсанову, более пятидесяти лет тому назад. Когда он решил, что внук подрос достаточно, и впервые взял на весеннюю гусиную охоту, мне не исполнилось и четырнадцати лет. И потом, лет пять ещё, мы ездили с ним именно туда, на олонецкие просторы.

Всё там, на охоте, было замечательно. Это, наверное, одни из лучших минут моей жизни. Молодость и пробуждающаяся сила играли во мне, в каждой клеточке. Как охотничий щенок, я впитывал всю массу впечатлений. Причисляя себя к взрослым, понимал в душе, что многому ещё предстоит поучиться. У простых, на мой взгляд, и незамысловатых людей.

Интересно было жить рядом с дедом. Интересно приобщаться к таинству охоты, когда в руки можно трепетно взять настоящее ружьё и добыть настоящую дичь.

Благодаря этим выездам я мог слушать рассказы дедовых друзей, бывалых охотников. Доставляло истинное наслаждение погружение в атмосферу житья «при раньшем времени», которое уходило на глазах. Процесс этот шёл неуклонно, вроде бы не явно, так что не все и замечали. Свидетелей же прошлого с каждым годом оставалось всё меньше.

Расспрашивать дедов о грозных днях – гражданской войне, финской кампании, о жизни в оккупации или в партизанских рейдах было практически бесполезно. Дед мой и товарищи его были немногословны, хотя могли прокомментировать последние новости, услышанные по радио. Правильно ли, скажем, сделал Никита Хрущёв, сократив армию, и не за это ли его сняли? Будут ли опять взимать налоги за каждую частную корову, и вернётся ли налог на яблони?.. Откровенно же делиться личным желающих было немного. Только на охоте иногда, у костра, вдруг прорывались воспоминания. Иной раз казалось, что окружающие дали зарок молчания. Часто на вопрос, заданный, что называется, в лоб, они ерошили мне с улыбкой волосы, приговаривая: «Много будешь знать, скоро состаришься», хотя бывали и вариации: «Меньше будешь знать, лучше будешь спать»…

К открытию охоты приезжали мы в одно и то же время, почти затемно, на неспешном деревенском автобусе. Переваливаясь по неровностям грунтовки и расплёскивая лужи, он, фырча, за полчаса довозил нас из Олонца в Туксу.

Деревни в Олонецком крае, шириной в один дом с огородом, стоят, извиваясь по течению речек или вдоль дорог. Думается, с водителем этого автобуса, похожего на катафалк, были знакомы все, поэтому он притормаживал у каждого дома, где нужно было кому-то слезть. Вот так, в первый для меня раз, высадились и мы со своими пожитками у калитки старого, потемневшего от времени карельского дома, каких большинство в деревне. Из дома выглянула хозяйка и, повернувшись, закричала по-карельски в сторону открытой в избу двери резким, даже, пожалуй, визгливым голосом. Позднее я понял, почему у пожилых карелок такие голоса. Очень просто – чтобы с подружкой, которая за речкой живёт, словом перекинуться. Ну, не ехать же к ней на лодке для этого. Такой тембр был слышен отчётливо метров за сто, а в тихую погоду – и за двести. Так что новости вдоль реки разносились очень быстро.