– Саша, как у тебя дела в школе?
– Нормально, – с поникшим голосом и глубоким вздохом ответил Санька.
Мальчик быстро потупил свой взгляд. В действительности дела шли неважно, но не стоит, ведь, обо всём рассказывать бабушке? Мудрая женщина сразу уловила в этом поникшем взгляде и слабом голосе какую-то грусть и тоску.
– Что-то с тобой не так, дружок мой, – заметила она и улыбнулась. – А ну-ка, рассказывай всё по порядку.
Санька не был открытым подростком, а после бабушкиного вопроса ему вдруг стало не по себе. У внука от внезапной жалости к себе блеснули глаза, он шагнул в сторону, отвернулся и сказал:
– Правда, всё нормально, бабушка.
Глаза Саньки покраснели. Он быстро выбежал на крыльцо, спешно вытирая прорвавшуюся слезу.
Оказавшись во дворе, он устроился рядом с конурой своего любимого пса Шарика. Шарик слышал откровений больше, чем бабушка. Вот и теперь, поглаживая собаку, Санька стал бормотать, как бы разговаривая с ним:
– Она хочет знать правду, а помочь мне всё равно не сможет. И что она скажет, если узнает, что я дрался с Толькой из-за того, что сам подшутил над ним и спрятал сотовый телефон этого зазнайки? А он за это побил меня и очень сильно? А виноват был всё же я. И как рассказать, что одноклассницу-Светку, которая мне нравится, я стукнул сумкой по голове… случайно. А сейчас мне стыдно, а она теперь вообще не смотрит в мою сторону… Зачем я её стукнул? А разве расскажешь про…
Шарик слушал. В его черных глазах Санька читал понимание, а хвост, периодически вилявший, подтверждая активное участие.
– Шарик, только ты мой верный друг, – сказал мальчик, глубоко вздохнув и обняв собаку. – Эх, если бы Светка простила меня! Эх, если бы было средство решить все проблемы легко и просто! Ты, знаешь такое средство? Да, тебе-то что переживать? Вот, у тебя тарелка с едой, вот будка. Чего тебе ещё надо? – Санька на мгновение задумался в истинности своих слов. «Интересно, что ещё ему может быть необходимо?» Цепь, брякнув, дала подсказку.
– Конечно, же, как же я забыл, что ты любишь бегать?!
Санька вспомнил основную причину, почему пса посадили на цепь. Шарик сидел на цепи не только летом, когда грядки мог потоптать, но и осенью, и зимой, и весной. Сидел, потому что он был вором. Да, с одной стороны смешно сознавать, что твоя собака воришка, но с другой… Санька вспомнил разборки с сельчанами, которые обвиняли пса в хищении не только съестного, но и обычных, заведомо ненужных ему вещей. Ну зачем Шарику были нужны штаны соседа Степана с бельевой верёвки? Или зачем он утащил из сумки тёти Наташи, что стояла возле клуба, обыкновенную расчёску-массажку? Он что, расчесаться захотел? Кражи были почти каждый раз, когда его отпускали гулять. Пёс, казалось, всё понимал и не раз терпел от скандальных сельчан побои по морде и спине, его унизительно тыкали теми вещами, что он крал. Но, видимо, получаемое удовольствие от воровства было намного сильнее наказания. «Может, он уже осознал?» – подумал Санька. Сердце сжалось, и он освободил ошейник.
– Иди, Шарик, побегай немного, только смотри мне, без сюрпризов!