225-летию Черноморского флота и основанию
своего родного города Севастополя (1783–2008)
посвящаю
Присоединение к империи нашей Крыма,
Тамани и Кубани, свершившееся без извлечения
меча, следовательно же и без пролития крови
человеческой, составит, конечно, в роды родов
эпоху, примечания достойную.
Екатерина Вторая
Глава первая. Чрезвычайный посланник и полномочный министр
Комната наполнилась мутным предутренним светом, точно водой. Все предметы в ней сразу потеряли свои привычные очертания. Деревянный же резной потолок, как принято в богатых домах на Востоке, окрашенный красной краской, словно бы спустился ниже. В центре его находился квадрат, в квадрате – круг с расходящимися лучами, в круге – восьмиконечная звезда, откуда вниз свисала ажурная деревянная «серьга». Тут она вытянулась совершенно неправдоподобно, краска на потолке вмиг загустела до цвета запекшейся крови, и человек в чалме, турецком кафтане и узких сапогах шагнул на середину спальни.
Конечно, это был сон.
Но сон вещий, повторяющийся, отражающий реальное событие в жизни Петра Петровича Веселитского, чрезвычайного посланника и полномочного министра России в Крымском ханстве. Человек в узких сапогах склонился и положил руку с кривым кинжалом ему на грудь. Веселитский вновь близко увидел его лицо, изрытое оспой, и губы, раздвинутые в улыбке. Вместо передних зубов зияла чернота. Лишь клык справа торчал подобно острому камню. Мусульманин сказал:
– Сёвленызъ… Сёвленызъ дору.
– Истемейм!
– Хайырсызнын бири.
– Ёк-ёк, ве бир даа ёк!
– Алла макъсандынъа ириширсин…[1]
С этими словами человек в узких сапогах прижал оружие к горлу Веселитского, но не острием, а тупой его стороной. Чрезвычайный посланник начал задыхаться. Из последних сил рванулся он в сторону, выхватил заряженный пистолет, лежавший под подушкой. Теперь его мучитель не уйдет. Он покончит с этим раз и навсегда. Пусть лучше будет суд и наказание за убийство, чем эта ежедневная пытка. Курок взведен давно. Давно… Давно!
Тут действительный статский советник проснулся. Он увидел себя привалившимся к стене, с коротким дорожным пистолетом в руке. Стальной его ствол, украшенный насечкой, белел в мутном предутреннем свете. Подушка валялась на полу. Скомканное ватное одеяло напоминало фигуру неведомого зверя, изготовившегося к прыжку.
Запахнув халат, Веселитский открыл дверь на веранду, вышел и сел в кресло, поставленное у полки с цветочными горшками. Стебель георгины с узорчатыми листьями коснулся его плеча. Крымская осенняя ночь уходила. За крепостной башней серело небо, чуть тронутое розовой краской, впереди простиралось море, темное, неподвижное, сонно ожидающее первых лучей солнца.
Чрезвычайный посланник и полномочный министр давно заметил, что страшный сон снится ему после каких-то тяжелых, очень неприятных переживаний. Откровенно говоря, сейчас их имелось предостаточно. Одни беседы со светлейшим ханом Шахин-Гиреем чего ему стоили! Вечно взвинченный до предела, обидчивый и мнительный, а порою – не совсем трезвый, – правитель Крымского ханства взял привычку жаловаться дипломату на свою судьбу, и Веселитский, представлявший при его дворе интересы Российской империи, вынужден был по три раза на неделю выслушивать одно и то же.