Читать Замечательная квартира

Шрифт

Интервал

* * *

Викентий Петрович Полежайло, коренной москвич средних лет, на правах владельца проживал в замечательной трехкомнатной квартире. Замечательна она была прежде всего тем, что находилась в самом центре столицы, страшно сказать, в Малом Харитоньевском переулке, то есть в непосредственной близости от Чистых прудов. По всему выходило, что имея в собственности такой актив, тишайший Викентий Петрович мог по праву претендовать на статус долларового миллионера. Хотя человеку случайному, не посвященному в нюансы, при виде Викентия Петровича такое предположение в голову бы не пришло. С чего вдруг? Вид у Полежайло был среднестатистический, по меркам современной Москвы даже затрапезный. В демисезонье он обряжался в старомодный плащ того светло-коричневого картонного цвета, который был особо почитаем технологами советской текстильной промышленности, зимой кутался в черную неприметную дубленку, летом и вовсе сливался с толпой, теряя хоть какую-то выразительность образа. В общем, Полежайло казался человеком совершенно обычным, и воображение прохожих, случайно задержавших на нем взгляд, автоматом приписывало ему такую же обычную, среднестатистическую жизнь. А в обычной жизни среднестатистического мужчины средних лет что – наверняка жена, первая, а может, и какая-нибудь n-ная по счету, детишки, сколько бог послал, и прочая бытовуха. Но в жизни Викентия Петровича ничего этого в помине не было, в ней была лишь квартира (в непосредственной близости от Чистых прудов!) и одиночество.

И квартирой и одиночеством Полежайло был обязан главным образом своей маме, Ираиде Яковлевне (вот уж у кого все было, так это у нее). Квартирой – во-первых, потому, что наследство, а во-вторых, поскольку только благодаря прозорливости Ираиды Яковлевны бесценное имущество удалось-таки уберечь от посягательств потенциальных жен мягкотелого Викентия Петровича. Одиночество же стало следствием неусыпной бдительности этой благородной валькирии в материнском обличье.

Что и говорить, держать оборону Ираида Яковлевна умела не хуже мифологической воительницы – лишь только за дверью замечательной квартиры опрометчиво разлетится звонкими осколками девичий смех, послышится смущенный шепот Викентия Петровича, тихонько зашевелится ключ в замочной скважине, Ираида Яковлевна уже на пороге. И вроде держится она приветливо в своей интеллигентской манере, и тонкие губы ее вроде растянуты в подобие улыбки, вот только мимические морщинки расходятся по лицу как-то странно, не весело, а глаза, почти скрытые за складками пожухлых век, поблескивают вовсе не теплыми очаговыми всполохами, но холодными клинковыми бликами.

– Мама, это Зиночка/Леночка/Катюша, – всякий раз робея, представлял Викентий Петрович своих избранниц. – Я обещал вас познакомить.

– Добрый день, очень рада знакомству, – с достоинством произносила Ираида Яковлевна, удерживая гримасу, и томным жестом указывала в сторону гостиной: – Проходите, милая, располагайтесь.

На белой скатерти, свисающей с круглого стола расшитыми уголками, оказывался фарфоровый сервиз (тот самый, что в благородном семействе Ираиды Яковлевны передавался в поколениях!) и хрустальная вазочка с конфетами и печеньем. Чайник блестел крутым боком, вызывая на себя солнечный свет из больших окон самой просторной комнаты замечательной квартиры. Из него по кокетливым чашкам разливался замечательный чай. Но несмотря на то что чай был горяч и ароматен, печенье хрустко и свежо, а комната светла, от гостеприимства Ираиды Яковлевны веяло стылой моросью. Спутницы Викентия Петровича, еще совсем недавно бывшие воздушными и радужными, как облачка сахарной ваты из парка аттракционов, будто тяжелели и индевели, наливаясь этой влагой.