Читать Белый

Благодарности: маме – главному вдохновителю по жизни.

Брату и тёте – за моральную поддержку и ценные замечания.

П. С – без него ничего бы не было.

В доме так заведено: у каждого своё место.

– Миссис Найт была похожа на высохший бонсай. День ото дня пиджаки её костюмов становились больше, а сигареты – толще её пальцев. По утрам я заходил в Вязаную комнату, и неважно, сколько было времени – пять часов или девять – миссис Найт всегда сидела за швейной машинкой. Она любила шить, красила губы морковной помадой и подпевала музыке, в которой не было слов. Её пироги пахли Рождеством даже летом…

– Достаточно, – говорит миссис Найт и открывает глаза. – Для начала, ни один надгробный камень не выдержит столько болтовни. Он просто рухнет замертво от скуки. Ну и ещё – цвет моей помады не морковный, а коралловый.

– Хорошо, – говорю я. – Исправлю на коралловый.

– Не надо. – Она тянется к столику за сигаретой. Сигарета тянется ей навстречу. Я жду, пока миссис Найт прикурит и сквозь густой дым вокруг рта скажет: – Мы сделаем ещё проще – напишем: «Жила».

Я делаю пометку в блокноте, который дремлет у меня на коленях. Он уже старый и часто засыпает в разгар важных записей.

– «Пози Найт», – читаю я потом. – Дальше идут даты рождения и смерти, а внизу большими буквами…

Миссис Найт снова меня перебивает.

– Никаких больших букв, – говорит она, резко выдохнув дым.

– Даже в начале? – спрашиваю я.

– Господи! – Миссис Найт не верит в Бога и часто обращается к нему всуе. Возможно, именно об этом следует написать на её надгробном камне. – Какой же ты бестолковый, мальчик. Заглавная буква всегда заглавная – жэ.

Она диктует мне по буквам всё слово и затем взмахивает рукой, будто выпускает из ладони птицу.

– Жила, как летала, – предлагаю я.

– Какая чушь, – отвечает миссис Найт. – Наипошлейшая чушь.

Она отворачивается и сбивает с сигареты пепел коротким щелчком ногтя. За это время я успеваю написать: «Жила», и ниже: «И не давала жить другим». Мне нравится смотреть на свой почерк: чернила в ручке делают его красивым.

Когда миссис Найт оборачивается, то тут же заглядывает в блокнот и говорит:

– Так могли бы сказать обо мне мои ученики, но они были настолько тупые, что не додумались бы.

Уже полгода миссис Найт готовится к своим похоронам. Я помогаю ей чем могу.

В четыре руки мы вырыли могилу и накрыли её досками, чтобы не залило дождём и не засыпало снегом. Затем сколотили самый простой гроб, который покрыли прозрачным лаком. Из двух толстых веток нашего кухонного дерева миссис Найт сделала крест и его никак не стала обрабатывать. Я думал, крест – это временно, ведь она попросила меня написать эпитафию. А сегодня вечером разгромила её в пух и прах, и теперь я понимаю, что никакого надгробного камня не будет и даже не планировалось. Это было всего лишь очередным домашним заданием, за которое мне всё равно не полагалась высокая оценка. Ведь миссис Найт их никогда и никому не ставила.

Костюмы для похорон она меняет каждый вечер, перед тем, как лечь спать, а по утрам сообщает мне об этом. Я записываю в блокнот новый костюм и зачёркиваю предыдущий. У миссис Найт их много. Возможно, и в моём шкафу водилась приличная одежда, но я, скорее всего, не подготовился заранее к своим похоронам и поэтому умер, одетый как попало. В чёрных бриджах, белой рубашке с коротким рукавом, галстуке-бабочке и босой. Миссис Найт называет меня викторианским мальчиком. Мы часто смотрим фильмы о той эпохе, но пока я в них ни разу не видел, чтобы в те времена было принято умирать без обуви. А у миссис Найт только одна пара – чёрные лодочки, в которых она пришла в дом. Классика, и подходят к любому костюму и гробу.