Читать Истребитель русской духовности

Лев принадлежал к четвертому, вырождающемуся, поколению литературной династии. Впрочем, и его многочисленные предки крупных звезд с неба не хватали, довольствуясь шелухой от подсолнечника. Один прадед шустро бегал за водкой для Есенина и пару раз отсиживал вместо великого крестьянского поэта в полицейском участке, благодаря чему попал в комментарии мюнхенского издания «Москвы кабацкой». Второй прадед прославился тем, что две недели укрывал от НКВД в дворницкой поэта Гумилева, что, впрочем, кардинально проблему не решило. Деды же и бабки Льва стояли у истоков создания такого фундаментального эстетического явления, как социалистический реализм, воспитывая нового читателя и гражданина скорее не уменьем, а числом и толщиной романов на морально-производственную тему.

В том же самом русле развивалось и творчество родителей, а также многочисленных дядьев и теток, которые хоть и выстаивали годами в издательских очередях, произвели тем не менее в общей своей массе 39 миллионов 405 тысяч экземпляров книжной продукции. В своей сумме они охватывали весь спектр надуманных социальных проблем и псевдочеловеческих отношений, искусно сконструированных родителями родителей, а также дядьев и теток Льва. Сконструированных из ограниченного набора ложных рефлексов, которые, существуй они в действительности в реальной жизни, очень скоро полностью искоренили бы и человеческое общество, и человека как биологический вид.

С момента даже не рождения, а зачатия Льва ожидала та же самая стезя. Однако ему не удалось пройти по ней до конца, то есть до более чем скромного некролога в «Литературной газете» и суетливой гражданской панихиды в малом зале Центрального дома литераторов. Причинами этой незавершенности судьбы стали безвременная кончина социалистического реализма и гангренообразное загнивание некогда могущественного Союза советских писателей.

Наступили иные времена, на сцену вскарабкались иные люди. Льву оставалось прозябать не только в литературе, лишенной руля и ветрил, но и в жизни, которая быстро сожрала изрядные по советским меркам родительские накопления. На его несчастье, которое, как мы увидим позже, внезапно обернулось неслыханным счастьем, как уже говорилось выше, Лев был вырожденцем. Знания и навыки, полученные им в Литературном институте, в совокупности с его мутным сознанием не способны были составить конкуренцию лихим писакам даже в области нонпрофитной литературы, где после раздачи населению ваучеров остались лишь хронические неудачники. К коммерческим же жанрам, где орудовали первоклассные прохиндеи, с легкостью перекусывавшие приблудных чужаков пополам, он не мог приблизиться и на пушечный выстрел.

Казалось бы, на долю Льва выпал суровый исторический жребий, который предполагал скучное и нудное пропивание дачи в Малеевке и переключение с никому не нужной прозы на абсолютно бесполезные, даже враждебные обществу, стихи. Что герой нашего повествования и делал на первых порах совершенно бесцельно и бездумно.

Как и всякий вырожденец, Лев был подвержен довольно сложным психическим аномалиям, которые в его конкретном случае выражались в слуховых галлюцинациях, именовавшихся несчастным не иначе как Голосом Свыше. Незадавшийся писатель не только относился предельно серьезно ко всему услышанному таким образом, но и старался по мере отпущенных ему физических сил неукоснительно выполнять прозвучавшие в вылинявших мозгах слова, если они имели директивный характер. То есть, если было сказано «Иди только вперед», то Лев шел только вперед, даже если на его пути стояла непреодолимая стена. К счастью, Голос Свыше относился к третируемому им человеку без особой злокозненности, не заставляя его выпрыгивать из окон или бросаться под поезда.