Я уже дремала, когда поезд «Москва-Грозный» тронулся…
Колеса только-только начали постукивать, а уже почувствовала себя легче. Мы все еще в Москве, но этот поезд, похоже, – единственное место, где твои паспортные данные не вызывают неодобрительных и подозрительных взглядов.
– Проверка документов, приготовьте паспорта и билеты, – громко объявляет проводник. Приоткрывая глаза, я на ощупь ищу в сумке паспорт, в него вложен билет. Проводник внимательно проверяет и с улыбкой возвращает документы:
– Приятного пути!
Я снова погружаюсь в сновидения, крепко прижавшись к подушке, как будто вслушиваюсь в стук колес.
* * *
Не верится, что я все-таки решилась. Узнаю ли я город, который видел и мое беззаботное детство, видел и слезы, боль всей моей семьи?..
Узнает ли он меня?
Но еще труднее быть тут. Я как будто постоянно на чемоданах: кто я? где мой настоящий дом?
Не я чертила себе линии судьбы и возводила стены, не я сдвигала границы – происходило то, над чем я была не властна. И вот я здесь, где происходит так много, но мало что отдается теплом в моем сердце. Общество убеждает строить карьеру, завести семью, как бы между прочим держа в одной руке ребенка, а во второй – сотовый, решать проблемы глобального потепления. Городская среда и ритм превращали на моих глазах женщин в волевых охотниц за кошельками. Я не осуждала их. Но останутся ли в вайнашке те чистота, скромность, женственность, которым учили ее предки? Можно ли жить в мегаполисе и остаться собой?
Готовая убежать, не рассуждая, где враги, а где свои, я решилась сесть на поезд, который увозил меня все дальше. В голове крутилось недавно написанное стихотворение:
Говорят, там был красивый сад,
А сейчас – руины, кучки пепла,
Поваленный инжир не увядал,
Хоть сломлен был
от штормового ветра.
Как сложно покидать родимый дом
и понимать, что не вернешься,
А будущее начнется лишь тогда,
Когда назад не оглянешься.
* * *
Не помню, что именно пробудило меня от беспокойного сна. И вдруг – вот оно, почти забытое ощущение, что я дома. Знакомая речь, повсюду приятные запахи еды. Разговорчивые соседи, которые, увидев, что я проснулась, начали расспрашивать, как я спала, и не помешали ли они? Я слегка подзабыла язык, но ответить и поблагодарить смогла. Нежность и чуть ли не материнская забота витала в воздухе и наполняла бездушные вагоны теплом.
Умывшись, я тихонько села на свое место и стала смотреть в окно.
Принесли мой чай. Достав слойки, купленные у вокзала, я решила начать трапезу.
– Угощайся нашей едой, все свежее, вчера только испекла в дорогу пирожки, вот свежий хлеб, сыр, яйца, угощайся, не стесняйся. Меня зовут Аза, – сказала женщина, сидевшая напротив.
Так мы и познакомились. Особо не расспрашивая друг друга, мы многое узнали.
Грусть нахлынула, и я поделилась с Азой тем, что наболело: возвращаться не к кому, дома уже тоже нет, и это первая поездка обратно, после войны.
– Каждый это пережил по-разному. Навсегда останется рана, которая не заживает, а просто не болит, если не тревожить, – говорила, медленно проговаривая слова, моя соседка.
Я понимала ее слова, но пока никак не могла почувствовать, о чем они.