⇚ На страницу книги

Читать Поэмы

Шрифт
Интервал

© Издательство «Детская литература». Оформление серии, составление, 2002

© С. М. Бонди. Комментарии, наследники

© Ю. В. Иванов. Иллюстрации, 2002

* * *

1799–1837


Кавказский пленник

Повесть



Посвящение

Н. Н. Раевскому[1]

     Прими с улыбкою, мой друг,
     Свободной музы приношенье:
Тебе я посвятил изгнанной лиры пенье
     И вдохновенный свой досуг.
Когда я погибал, безвинный, безотрадный,
И шепот клеветы внимал со всех сторон,
     Когда кинжал измены хладный,
     Когда любви тяжелый сон
     Меня терзали и мертвили,
Я близ тебя еще спокойство находил;
Я сердцем отдыхал – друг друга мы любили:
И бури надо мной свирепость утомили,
Я в мирной пристани богов благословил.
     Во дни печальные разлуки
     Мои задумчивые звуки
     Напоминали мне Кавказ,
Где пасмурный Бешту (>1)[2], пустынник величавый,
Аулов (>2) и полей властитель пятиглавый,
     Был новый для меня Парнас[3].
Забуду ли его кремнистые вершины,
Гремучие ключи, увядшие равнины,
Пустыни знойные, края, где ты со мной
     Делил души младые впечатленья;
Где рыскает в горах воинственный разбой
     И дикий гений вдохновенья
     Таится в тишине глухой?
     Ты здесь найдешь воспоминанья,
     Быть может, милых сердцу дней,
     Противуречия страстей,
Мечты знакомые, знакомые страданья
     И тайный глас души моей.
Мы в жизни розно шли: в объятиях покоя
Едва, едва расцвел и вслед отца-героя
В поля кровавые, под тучи вражьих стрел,
Младенец избранный, ты гордо полетел.
Отечество тебя ласкало с умиленьем,
Как жертву милую, как верный свет надежд.
Я рано скорбь узнал, постигнут был гоненьем;
Я жертва клеветы и мстительных невежд;
Но, сердце укрепив свободой и терпеньем,
     Я ждал беспечно лучших дней;
     И счастие моих друзей
     Мне было сладким утешеньем.

Часть первая

     В ауле, на своих порогах,
Черкесы праздные сидят.
Сыны Кавказа говорят
О бранных[4], гибельных тревогах,
О красоте своих коней,
О наслажденьях дикой неги;
Воспоминают прежних дней
Неотразимые набеги,
Обманы хитрых узденей (>3),
Удары шашек (>4) их жестоких,
И меткость неизбежных стрел,
И пепел разоренных сел,
И ласки пленниц чернооких.
     Текут беседы в тишине;
Луна плывет в ночном тумане;
И вдруг пред ними на коне
Черкес. Он быстро на аркане
Младого пленника влачил.
«Вот русский!» – хищник возопил.
Аул на крик его сбежался
Ожесточенною толпой;
Но пленник хладный и немой,
С обезображенной главой,
Как труп, недвижим оставался.
Лица врагов не видит он,
Угроз и криков он не слышит;
Над ним летает смертный сон
И холодом тлетворным дышит.
     И долго пленник молодой
Лежал в забвении тяжелом.
Уж полдень над его главой
Пылал в сиянии веселом;
И жизни дух проснулся в нем,
Невнятный стон в устах раздался;
Согретый солнечным лучом,
Несчастный тихо приподнялся;
Кругом обводит слабый взор…
И видит: неприступных гор
Над ним воздвигнулась громада,
Гнездо разбойничьих племен,
Черкесской вольности ограда.
Воспомнил юноша свой плен,
Как сна ужасного тревоги,
И слышит: загремели вдруг
Его закованные ноги…
Всё, всё сказал ужасный звук;
Затмилась перед ним природа.
Прости, священная свобода!
Он раб.
          За саклями (>5) лежит
Он у колючего забора.
Черкесы в поле, нет надзора,
В пустом ауле всё молчит.
Пред ним пустынные равнины
Лежат зеленой пеленой;
Там холмов тянутся грядой
Однообразные вершины;