Читать Оруженосец Кашка

Серафиме приснился дятел. Он сидел на сухом стволе сосны и целился носом в какую-то букашку. Потом быстро откинулся назад, стукнул клювом по коре и снисходительно посмотрел на Серафиму чёрным блестящим зрачком. Серафима удивилась и открыла глаза.

Дятла, конечно, не было. Был некрашеный потолок с круглыми пятнами сучков, лампочка в самодельном абажуре и пёстрый табель-календарь, пришпиленный над кроватью к стене из тёсаных брёвен.

А ещё была стрела.

Она торчала над календарём, и белое хвостовое перо её хищно дрожало.

«Так, – подумала Серафима. – Кажется, кто-то совершил покушение на мою жизнь. Только этого мне и не хватало».

Она с беспокойством взглянула на затянутое марлей окно. В марле ярко голубела круглая дырка. Серафиме захотелось поглубже забраться под одеяло.

– Нет, стоп, – сказала она себе. – Главное – не поддаваться панике.

Серафима была рассудительным человеком. Она прогнала страх и стала вспоминать, кому причинила зло и кто мог желать ей такой ужасной гибели.

Никому она не причиняла зла! Честное слово! Правда, вчера во время ужина она прогнала из столовой Мишку Зыкова, но он даже не обиделся. Он понимал, что сам виноват, ведь никто не заставлял его опускать в компот нытику Генке Молоканову живого зелёного лягушонка.

«Не было покушения, – решила Серафима. – Стрела случайно влетела в окно, и теперь, наверно, её хозяин прячется в кустах и с тревогой думает: «Узнают или не узнают? Попадёт или не попадёт?»

Она вскочила с кровати, натянула сарафан и шагнула на крыльцо.

В двух метрах от крыльца росла прямая берёза. В стволе берёзы высоко, так что не дотянешься, торчали две стрелы.

Одна – толстая и короткая, с чёрным вороньим пером, другая – длинная, без перьев, с зелёными полосками у наконечника.

– Не нравится мне это, – задумчиво сказала Серафима и огляделась.

Горнисты ещё не сыграли побудку, и над лагерем висела сонная тишина. А солнце стояло уже высоко. Жестяные наконечники стрел, глубоко вонзившиеся в берёзу, горели серебряными точками.

Ещё одна стрела взмыла над кустами черёмухи, описала пологую дугу и ушла за дальние сосны. Она была ярко- алая, с белыми перьями у хвоста. В зарослях черёмухи затрещали ветки и послышались тихие напряжённые голоса.

– Батюшки… – прошептала Серафима. – «Волна»…

Коротким словом «волна» в лагере называли массовые увлечения. Что такое «массовое увлечение», каждому понятно. Допустим, один человек нашёл на дороге обрезок жести и сделал из него свисток. Ходит и свистит. Другой человек услышал и думает: «У него есть свисток. А у меня нет свистка. Разве это жизнь?» Идёт он тоже искать кусок жести. Режет её, гнёт и в конце концов гордо подбрасывает на ладони великолепную свистелку собственной конструкции. Потом подносит её к губам и надувает щёки…

Когда у двух человек есть свистки, а у других нет, это большая несправедливость. И вот уже всюду стучат по металлу молотки и кирпичные обломки, сгибая в трубку жестяные полоски. Воздух наполняется режущим свистом, и тишина рвётся в мелкие клочки.

Это значит, что на лагерь накатилась «свистковая волна». Вообще «волны» бывают разные: вредные и полезные, опасные и безобидные.

В начале первой смены прокатилась «шляпная волна»: мальчишки и девчонки мастерили из лопухов широкополые мексиканские шляпы, украшали их подвесками из сосновых шишек и пышным оперением из листьев папоротника. Ходить без такой шляпы считалось просто неприличным. Однако лопухи увядали быстро, а росли медленно, и «волна» утихла, когда в окрестностях лагеря был найден и вырван с корнем последний лопух.