Кровавые воды Хьерунгавага
(по мотивам Саги о Йомсвикингах)
Ходили Йомсборга ладьи
К норвежским суровым брегам,
Чрез море несли дружину они
По пенным, угрюмым валам.
Туда где, сшибаясь, звенела сталь,
Где храбрых пролилась кровь.
И голову в битве сложить не жаль,
За злато и славу вновь.
Йомсвикинги рьяные сеют страх,
Несут на мечах погибель мужам.
Не многим гулять теперь на пирах,
Но память о них осталась векам.
(Бершийкий Н.О., 2011-12-30)
Ладьи воткнулись в прибрежный песок. Пальнатоки первым сошел на сушу, следом за другом – Бьерн Уэльсец, немолодой уже воин, но славный и грозный. Ох, как не хотел Пальнатоки представать перед Свейном конунгом Дании, да еще и на тризне по его отцу конунгу Харальду. Дело было в том, что Харальд не желал признавать наследником незаконнорожденного Свейна, откупился от него кораблями и людьми, чтобы только тот покинул Данию и не докучал. Но Свейн принялся разорять владения конунга. Началась война. Пальнатоки, растивший и воспитывавший бастарда, во всем ему помогавший, и на сей раз выступил в защиту бойкого юноши. Именно его стрела принесла смерть конунгу. А Свейну Пальнатоки решил не рассказывать о случившемся той ночью в лесу. Чтобы не уронить чести, Свейн должен будет отомстить.
Приплыть заставила опасность впасть в немилость. Ведь не откликнуться аж на третье приглашение – значит обидеть короля. Пока люди переворачивали и привязывали суда, ставили весла на просушку, оба молчали. Беззаботный летний вечер, дым, идущий из окна в крыше конунгова дома. Пальнатоки был из тех мужей, кому со страхом не по пути. Если бы он хотел наслаждаться красотами в тишине и покое, то верно остался в Уэльсе, где получил во владение много тучных земель. Оставив ладьи на берегу хевдинги и сто двадцать человек, сопровождавших их в плаванье, отправились в зал. Минуя стоящие кругом длинные дома, они прошли к центральному, самому богатому среди прочих.
Гостей ждали. Сотня мест на лавах возле конунга пустовали, предназначенные для запоздавших приглашенных. Пир шел давно, собравшиеся люди короля подвыпили и развеселились. Свейн выглядел недовольным, перекидывался короткими фразами с человеком по имени Фельнир, пользовавшимся дурной славой. Еще служа Харальду, отцу Свейна, он наговорил на своих братьев, завидуя их доле наследства. Едва ли годы исправили его.
– Приветствую тебя, конунг! – воскликнул Пальнатоки.
– О, наконец, ты прибыл! – Свейн с радушием пригласил гостей занять почетные места. – Я уж решил, будто ты не откликнешься на приглашение. Как славно, что я ошибался! – он поднял рог с пивом и произнес тост за гостей.
Люди Пальнатоки сели на лавки, им подали пиво. Хевдинги помянули усопшего, и веселье вернулось на столы. Один Фельнир видом выдавал неудовольствие. Склонившись к конунгу, он долго шептался с ним, уголки рта Свейна поплыли вниз, брови нахмурились и опустились. Лицо датского короля налилось красными красками. Подозвав дрожащей от волнения рукой стоящего близ стола отрока, конунг кивнул Фельниру. Тот достал из-за пазухи стрелу, передал слуге.
– Поди-ка по залу да выспроси, кто эту стрелу знает.
Отрок пошел вдоль главного стола. Все воины качали головами, не признавая стрелы. Парнишка переместился к боковым скамьям, обогнул угол, перешел к противной стене. Так он добрался до Пальнатоки. Приняв протянутую стрелу, Пальнатоки изучил ее, вертя то так то эдак.