Чудесные возвращения Егора Сладкосолева на планету Земля
В канун праздника Успения Пресвятой Богородицы, в самом конце августа, ехал на электричке мужик по имени Егор, а по фамилии Сладкосолев. Он ездил в город Бежецк на базар продавать своего бычка Степана. Продал, очень удачно, и теперь при деньгах и навеселе возвращался в родное село Хлевное.
Доехал Егор до райцентра Сонково, где ему следовало с электрички на автобус пересесть, и тут ему (как это часто с нашим братом, русским, бывает) моча в голову ударила. Дай, думает, пешочком пройдусь. Хотя идти надо добрых тридцать вёрст. А время – к ночи.
Ну, дурацкое дело не хитрое – руки в брюки – пошёл. Шёл-шёл – и застала его в дороге ночь. А он только-только до Лбово дотопал, от которого до Хлевного ещё шагать и шагать. На улице ночевать Сладкосолеву, естественно, не хотелось. А гостиницы в Лбово, естественно, не было. В один дом Егор постучался, в другой – хрен попало! – никто на ночлег не берёт.
И тут видит Сладкосолев: кладбище; а рядом дом стоит, явно заброшенный. Он скорей туда.
Толкнул дверь, вошёл, огляделся впотьмах: стол, лавка, печка… Кинул Егор куртку на лавку, да и завалился спать.
И снится ему сон.
Будто находится он в этом же самом доме, а все вещи – из его дома (того, что в Хлевном). Свет ярко горит, печка жарко топится… А у печки жена Егорова с ухватом суетится. Варенька. Лет десять как умершая. Лепёшки печёт.
Сладкосолев прямо глазам своим поверить не может: ну всё как есть – его! Даже картинка на стене, из журнала «Огонёк» вырезанная, – баба в шапке с перьями, «Незнакомка» называется… Впрочем, примечает Егор, не совсем всё, как у него. Иконы в красном углу нет, Божьей Матери с младенцем Иисусом на левой ручке. О-очень это Сладкосолева удручило; потому как иконка эта не простая была, а намоленная, старинная, Егоровой матерью для оберёга повешенная. А тут нет как нет… Зато чёрный кот по горнице так и шастает, так и шастает. Отродясь Егор котов не держал. Тем более чёрных. Пригляделся Сладкосолев – а голова у кота в подпалинах.
Умершая Варя знай себе глиняную посудину румяными лепёшками наполняет, маслицем золотистым поливает да сахарком посыпает. Самая что ни на есть любимая Егорова еда. А тут и не тянет; даже смотреть на лепёшки противно. Отвернулся Сладкосолев от лепёшек, глянул в окно, да так и ахнул. Потому что на звёздном небе вместо Луны висела какая-то неведомая планета, раза в три больше. И не жёлтая, а – зелёная. И не круглая, а – приплюснутая, как будто её сдавил кто.
Варя между тем с лепёшками управилась, взяла в руки нож и стала сало резать. Сегодня ж Иван Постный, лихорадочно соображает Сладкосолев, грех в руки нож брать. А Варя режет себе и режет, хоть бы что. Нарезала, ножик отложила и на Егора уставилась. При-истально так разглядывает, будто в первый раз видит. Чёрный кот к ней на колени запрыгнул и клубком свернулся. Мур-р, мурлычет, да мур-р; и не ласково мурлычет, а зловеще: мур-р-р… словно рычит. Варя его гладит и на Егора всё глядит.
Сладкосолев, хоть и не робкого десятка был, а тут – сробел.