– Если бы я был так завистлив, как обо мне говорят, я бы позавидовал твоему самомнению, – появляясь из-за портьеры, сказал с усмешкою хан и уселся на стоявший в центре зала золотой престол.
– Зачем же ты подсматривал?
– Мне хотелось взглянуть на твое лицо, когда ты думаешь, что находишься совсем одна.
– И что же ты увидел?
– Что увидел, не скажу, но мне это понравилось.
– Зачем ты звал меня?
– Ты смела не менее, чем прекрасна. Это достойно похвалы.
– Меньше всего, царь, хотелось бы мне заслужить твою похвалу.
– Твоя дерзость равняется только твоей красоте. Но не забывай о том, что твоя жизнь находится в моих руках.
– Моя жизнь, царь, как и твоя, находится в руках богов.
Угрожающая усмешка промелькнула на узких губах владыки.
– Это совсем не трудно проверить. Сейчас я прикажу палачу отрубить твою голову, и пусть твои боги защитят тебя, если смогут.
– Ты, как и топор в руках палача, всего лишь орудие божьего промысла. И если моей голове суждено упасть, значит, на то была высшая воля.
– Ты умна не менее, чем смела и прекрасна. Не слишком ли много достоинств для девушки?
– Царь, мне известно только одно чисто мужское достоинство. Угадай, какое?
– Я не намерен выслушивать твои дерзости. Уходи.
– Прости меня, царь. Горе помрачило мой рассудок, и я плохо владею собой. Я пришла, чтобы просить тебя об одной милости.
– Какой же?
– Я потеряла родину, друзей, отца, смысл жизни… Все это было отнято у меня в одночасье, и все убеждены, что так оно и быть должно, и что это уже навсегда… все, кроме меня… Я не верю, что так оно и быть должно. Так быть не должно! И так не будет! Если нет на земле такой силы и власти, которая могла бы все отнятое вернуть, то и не хочу я жить в таком мире! Или верни мне все, что ты отнял, или возьми в придачу и мою жизнь. Она мне ни к чему без того, что было отнято у меня.
– Ты просишь о невозможном… Ты считаешь меня Богом?
– Бог ты или дьявол, мне одинаково безразлично. Мне нужны мои друзья и мой отец. Кто вернет мне их, тот и станет моим единственным Богом.
Танаис с надеждой взглянула на хана, но он не торопился с ответом.
– Почему ты молчишь? Ты не можешь этого? Тогда ты не Бог! Ты подлый и лживый самозванец!
Клокоча от гнева, хан поднялся, но когда он заговорил, голос его звучал спокойно, хотя и глуховато.
– Мне было бы стыдно отдать в руки палача столь доблестного витязя. И я дарую тебе неслыханную милость. Ты умрешь. Но умрешь, как подобает отважному воину, – с оружием в руках, и не на плахе, а на турнире. Лучшие из моих воинов вступят с тобой в борьбу завтра на рассвете. Ступай и помолись своим богам, чтоб они даровали тебе легкую и славную кончину.
– Отец согласился тебе помочь? – спросила Алетейя, едва Танаис переступила порог опочивальни.
– Нет… Но он даровал мне милость, о которой я и не мечтала… – ответила сарматка сквозь зубы.
– Какую же? – встревожено глядя на опечаленное лицо подруги, спросила дочь хана.
– Утром мне предстоит сразиться на турнире с лучшими воинами твоего отца.
– Это верная смерть… – побледнев, промолвила Алетейя.
– Лучшая из возможных для воина.
– Хочешь, я помогу тебе бежать?
– Я никогда не бегала от опасности, не собираюсь и впредь.
– Тогда мне остается только молиться о твоей победе…