Читать Великий больной
Утро пришло внезапно. Калыван Сю, бизнесмен-одиночка, осторожно открыл глаза и попытался припомнить свой сон, стараясь не смотреть на старательно занавешенное окно. Его сосед по лестнице Федот Иванович Курултай Ага, большой знаток древностей, гаданий, и всякой потусторонней литературы, в числе которой была газета «На дне», как-то рассказывал, что во сне человеку приходят посылы и предостережения из того мира. А приходят они затем, чтобы человека предупредить. Присылают их всякие разные духи. Увидел ты во сне, например цветок распускающийся, значит, будет сегодня радость какая-то. А если тебе черная корова показалась – жди беды или болезней. А если корова эта тебе еще и улыбнулась напоследок или хвостом махнула, – то лучше и не просыпаться.
В общем, как говорил Федот Иванович Курултай Ага, если ты не дурак-человек, то разберешься что к чему и сделаешь выводы – как тебе вести себя весь день. Только помнить надо, если глаза открыл, в окно смотреть сразу не стоит, враз все забудешь. Дневного света видения бояться. Ну, а забыл, – так и мыкайся весь день, как турист в лесу без карты. Большого ума был Федот Иванович, жаль, только, помер недавно, – хватил лишний стакан «Тройного» и кони двинул от передозировки.
Минут пять Калыван мысленно разбирался со знаками судьбы, явившимися ему этой ночью во сне. Знаков было немного, но все они показались ему судьбоносными, предвещавшими скорые изменения к лучшему в судьбе Калывана. Это был ржавый паровоз, на котором Калыван в форме французского матроса ехал в Нижний Тагил на проведение промо-акции «Кока-Колы», лакированное потрескавшееся пианино с сине-желтыми клавишами и японский каратист, руками коловший дрова на его, Калывана, собственной даче под Питером. Причем, сам Калыван в это время спокойно покуривал в сторонке, периодически подкидывая неутомимому каратисту полешек и почесывая нывшую третий день поясницу. По всему выходило, что скоро ждут господина Сю дальнее увлекательное путешествие, во время которого шампанское будет литься рекой, а деньги сыпаться дождем. И ради всего этого ему не придется пошевелить даже пальцем, подтверждением чему был японский каратист. Не укладывалась в прогноз только нывшая поясница. Но Калыван решил, что это случайность.
Придя к такому жизнеутверждающему для себя выводу, господин Сю вылез из постели и, позевывая, побрел на кухню. Жена, уходившая на работу раньше, уже испарилась, оставив после себя запах духов и теплую сковородку, на которой еще недавно была яичница.
Немного постояв на кухне, Калыван принял решение для начала посетить туалет и умыться. С наслаждением брызгаясь холодной водой, он внимательно разглядывал в зеркале свою слегка опухшую после вчерашнего пива физиономию. «Странный у меня какой-то цвет кожи, – решил, наконец, Калыван, не здоровый какой-то…» Его взгляд сполз на грудь и живот. «…и эти пятна коричневые…много их что-то…говорят, если много родинок, значит печень больная…» Он приблизил лицо к зеркалу и обследовал зрачки. «Да и зрачки не белые, а скорее желтые какие-то…желтые?!…О, Боже…может врачу показаться?»
Калыван в ужасе отпрянул от зеркала, замахал на себя руками, и опять пошел на кухню. По дороге его неотступно преследовала мысль, не болен ли он желтухой, и как долго длиться у этой болезни инкубационный период. Может быть, от цыплят заразился? В дневной жизни Калыван Сю был бизнесменом, торговал живыми цыплятами оптом. Иногда это у него даже получалось, и он приносил домой деньги. Иногда даже большие. Но чаще он эти деньги уносил. Поэтому семейный бюджет состоял на восемьдесят процентов из тех денег, которые приносила домой жена, работавшая менеджером по связям с общественностью и не претендовавшая на гордое звание бизнесмена. Как однажды Калыван определил эту жизненную ситуацию в разговоре с почившим от одеколона Федотом Ивановичем – «Я, Федот, бизнесом занимаюсь, а жена деньги зарабатывает».