Восходило солнышко, восседая на пурпурном, золототканом престоле.
Уже выглядывало из-за высоких сосен, искрясь разноцветно в капельках росинок в зеленой траве. Отражалось в темных зеркальных водах, играя лучами в мелкой ряби. Утро раздирало туман в белые клочья, прогоняя в болота.
Еще сладко посапывали люди, досматривая сны в селении из семи дворов, что приютились на высоком берегу Плескавы, где впадает она во множестве раз более широкую и полноводную реку Великую1.
Вдруг невдалеке на самую толстую ветку березы села птица. Сама Матерь Лада – птица Сва2. Засияла седьмой красой, завещанной от Богов. Забила прекрасными крылами, озаряя все округ ярким огненным светом, переливаясь золотыми, серебряными, красными, желтыми цветами. Оглядела зорко местность, и, взмахнув сильными крылами, улетела.
**********************************************************
Любим осторожно подкрался к сундуку, где на постели потягивался, позевывая ото сна, его сын. Сдерживая смех, пощекотал детскую розовую пятку. Младшенький взвизгнул, а Любим загоготал на всю избу. Принялся тискать отпрыска, целовать, покалывая усами. Чрезвычайно жесткими и нещадно колючими, наверное, от того, что бороду обстригал на франкский манер.
– Ну-ка! Садитесь к столу, проказники, – позвала хозяйка дома, поставив на стол широкий ставец3 c горячими пирогами, да кринку c парным молоком, и две канопки4.
– Не хочу, потом, – и отрок, прихватив кожаный пояс, на ходу напяливая сорочицу5, выскочил на улицу.
– Куда чуть свет поскакал-то?! Вот – пиздрик6!
Любим, неспеша пододвинув большой резной стул, сел на хозяйское место. Откусил пирог. Пожевал—пожевал в задумчивости. Расплылся в улыбке, заглядевшись на жену, точно в первый раз увидел. Встал из-за стола. Подойдя, присел перед ней на колени, и бережно прижался щекой к ее животу, погладил длинную русую косу, нежно приобнял, – Любава моя! Ненаглядная!
– Рано еще! – смутилась Любава, – к зиме только зашевелится.
Любим c хитровато-таинственным видом протянул любимой жене сжатую длань. Разжал пальцы, показывая новые стеклянные c позолотой бусы…
– Могута! Могута! – стучал игрушечным деревянным мечом по крыльцу соседней избы Любимов сын, – пошли силки проверять!
– Спит еще твой Могута! Храпит-посвистывает, точно медведь в сечень-бокогрей7! – вышел на шум кузнец Радей. Потянулся, захрустел косточками.
– Мы же договаривались. Эх, – мальчишка махнул рукой и побежал через ржаное поле в лес.
Несколько петель из конского волоса на заячьих тропках были нетронутыми, а ступа8 разломана и разбросана по полянке. Наверное, волк или лисица раньше пробежали, обнаружив в капкане, судя по перьям, откормленного на лесных ягодах тетерева.
Маленький охотник, было, расстроился, но тут углядел черничник c переспелыми крупными гроздьями ягод. А невдалеке затаились рыжие лисички, подберезовики. Под опавшей листвой и хвоей подрастали белые грибы. Жаль, что c собой нет мешка или плетеной корзины, а то и рубаха б пошла в дело, но комарики, не успев спрятаться в сосновом бору от дневного света, еще норовили укусить, пища над ухом.
– Здравствуй, Градибор! – кто-то заговорил сзади. Мальчик обернулся.