⇚ На страницу книги

Читать Breakfast зимой в пять утра

Шрифт
Интервал

Пен-стейшен

Пенсильванский вокзал размещен в районе Седьмой авеню и Тридцатых улиц Нью-Йорка. Мое привычное представление о «каменном торте» вокзальных зданий, этих аляповатых ампирных громад, было посрамлено – Пен-стейшен вообще закинут в подвал. В подвал знаменитой спортивной арены Медисон-сквер-гарден…

Полуденное зимнее солнце припекает спину. Собираясь перейти улицу, я вглядываюсь в разрешающее табло. Рядом с достоинством выжидает разрешительного сигнала старик-негр в изящной шляпе-канотье с кокетливым вишневым подбоем.

– Простите, сэр, где здесь Пен-стейшен? – обращаюсь я к старику.

Тот вежливо вслушивается в мой жеваный английский и указывает на громаду спортивной арены.

Честно говоря, я и сам это знал, но мне захотелось услышать голос негра, облик которого на мгновение перенес меня в далекие шестидесятые. Тогда в Ленинграде гастролировал джаз из Нового Орлеана. Можно ли представить большую сенсацию в те годы?! Зал Дворца культуры имени Горького был забит, люди «висели на люстрах». Приехали короли диксиленда – все старики. Восемь чернокожих стариков. Самому молодому было семьдесят лет. Особенно запомнился один из музыкантов, восьмидесятилетний Джозеф, иссиня-черный негр. Он выходил на сцену держа в одной руке саксофон, а в другой – цветной узелок, в котором прятался мундштук от саксофона и фляга. Во время концерта – о, как они играли! – древний джазмен неторопливо разворачивал узелок и прикладывался к фляге к великому ликованию зала…


Кивнув случайному уличному прохожему в соломенном канотье, я перешел улицу, придерживая утлый чемодан на бесшумных колесиках.

Вокзал валился в преисподнюю эскалаторами и широченной лестницей. Людей, обремененных громоздким багажом, я не видел, в путь отправлялись налегке. А что перевозить? Все, что было здесь, есть и там – возить нечего. Не то что в России недавнего прошлого – пассажир вьючил на себя все: от промтоваров до еды. И, слава богу, это время проходит, везде все есть, были бы деньги…

Анфиладу просторных, как площадь, помещений занимали декоративные стилизованные повозки на колесах со стрельчатыми спицами и металлическими ободами. Груженные всевозможными товарами: бижутерией, сувенирами, дорожной снедью, всякими вкусностями. Кто только тут не продавал свой товар – индусы, китайцы, японцы, малайцы, белолицые…

Компанейские по интерьеру, «невокзальные» ресторанчики, кафе, бары, книжные магазины, банкоматы, почтовые пункты… Славные с виду молодые люди в крахмальных сорочках, отмеченных дирижерскими «кисами», в ожидании клиентов топтались подле высоких черных кресел с подставкой для ног – чистильщики обуви… И никакой толчеи – просторная площадь всех рассеивала…

В своем сером плаще я, вероятно, кажусь представителем бездомного племени «хомлес», человеком «без прописки», все богатство которого умещается в одном чемоданчике. Конечно, я лукавил, я точно знал, что никто не обращает на меня внимания, я такой же, как и все, а со своей седой шевелюрой так даже и представительнее многих. Я сейчас о другом: иногда – не часто, но иногда – я физически чувствую, что я из России. Странно. Возможно, оттого, что я сам безошибочно узнаю во встречных своих земляков, отличаю по какому-то «российскому шарму». И проецирую этот «шарм» на себя, как сейчас, в этом подземном вокзале.