Узнав об этом, сошлись люди без числа и плакали по нем – бояре как по заступнику страны, бедные же как о своем заступнике и кормителе. И положили его в гроб мраморный, похоронили тело его, блаженного князя, с плачем.
Повесть временных лет
«Где я? Что со мной?» – сознание молодого воина медленно выкарабкивалось из небытия, Никита, сын Мечеслава, размежил веки. Вокруг белая пелена, она обволакивает, клубится, увлекает. Недвижимое тело плывет во влажной дымке. «Что это? Облака? Ужель господь призвал мою душу на небеса?! Так быстро? Почему?! Не хочу! Я еще слишком молод!» Белый покров приоткрылся, взору Никиты предстал седовласый длиннобородый старик. «Так и есть, умер! Вот и святой апостол Петр, привратник Царствия Божьего, встречает меня у входа. Но почему на его плече сидит сова и почему он с веслом?… Плеск воды, я слышу его или мне это чудится? Мать-ромейка рассказывала, что прежде предки греков поклонялись иным богам. По их верованиям, души умерших отправлялись в царство Аида, куда их переправлял через черные воды реки Ахеронт старый лодочник Харон… У ног старика собака. Уж не Цербер ли это, ужасный пес, порождение Тартара-бездны и Геи-земли, охраняющий вход в Аид? Со слов матери, он должен быть черным, трехглавым, с огромными зубастыми пастями, из которых капает яд. Этот одноголовый, белый с серыми пятнами, лохматый. Белая шерсть прядями ниспадает на морду, скрывая глаза; видно только черную точку носа и розовый язык. Может, матушка ошиблась?.. Если так, то как я, христианин, попал к богам древних греков?! Уж не покарал ли меня господь за грехи? Неужели всевышний разгневался на меня за те малые прегрешения, что я успел свершить?» Нос лодки уткнулся в берег. Толчок вызвал тупую боль в голове, ожгло грудь, бедро, плечо. «Разве душа покойника может испытывать телесные страдания? Значит, я еще жив!» – с этой мыслью Никита вновь провалился в мучительный полусон. Узкая серая река понесла его вдоль каменистых мрачных берегов. Черные, словно после пожара, деревья без листьев и хвои подступают к самой воде. Они растут на глазах, вздымаются к кроваво-красному небу, их ветки-руки извиваются подобно змеям, тянутся к телу, обвивают, душат, проникают внутрь. Нестерпимая боль охватывает Никиту. Он пытается крикнуть, позвать на помощь матушку, но вместо слов наружу вырывается только стон. На выручку является покойный отец Мечеслав. Облик его неразборчив, такой, каким остался в детской памяти. Батюшка, большой, бородатый, с добрыми серыми глазами, остервенело рубит ветки мечом, отбрасывает, топчет ногами. Из обрубков сочится бурая кровь, теперь вода в реке становится красной, подобно небу. Меч отца оказывается сильнее, деревья содрогаются под мощными ударами, шипят, отползают, скручиваются, превращаются в прах. Боль затихает. Небо светлеет, обретает голубой цвет, порождает водяные струи. Одна из них касается его лица, смачивает пересохшие губы, проникает внутрь. Влага приносит облегчение. Отец склоняется, широкой мозолистой ладонью гладит волосы, смотрит печально, с отеческой любовью, приговаривает отчего-то чужим старческим голосом:
– Терпи, молодец, терпи, если боги пожелают, я тебя спасу.
Голос сменяется угуканьем, глаза отца округляются, наливаются красно-желтым цветом, голова становится похожей на совиную… Никита чувствует, как его ноги волочатся по земле, теперь голос старика раздается над головой.