Толчок в спину был сильным. С трудом удержавшись на ногах, Доля по инерции прошел несколько шагов вперед.
– Советую больше не приходить сюда! – сердито крикнул сзади сержант, и вслед за этим громко хлопнула высокая парадная дверь.
Обернувшись, с досадой посмотрев на здание областного УВД, на шпиль над башней, Александр Васильевич Доля поплелся через Комсомольскую площадь.
– Ничего, – как мог, успокаивал он себя. – Мы еще с тобой встретимся, товарищ сержант, и нам будет, что вспомнить. Я же ничего такого не сделал, чтобы меня вот так вот взашей… Ничего, – опять подумал он, уже стоя на автобусной остановке. – Не я буду, если не пробьюсь на прием к этому главному кадровику Петрову, а уж после смогу убедить его в своей правоте…
Дождавшись автобуса восьмого маршрута, он протиснулся между пассажирами к окну и подышал на замерзшее стекло.
– Да, это не Крым. Еще только середина октября, а здесь уже начались нешуточные морозы, – подумалось ему. – Надо бы потеплее собраться, знал ведь куда уезжал.
У него стали замерзать ноги. Он потоптался на месте и пошевелил в холодных ботинках пальцами. Но это не помогло и скоро окончательно замерзнув, Доля, не дожидаясь конечной остановки, вышел. На него зло набросился порывистый северный ветер. Он съежился, поднял воротник и глубоко засунул руки в карманы. В левом кармане нащупал мелочь. И тут же случайно увидев через дорогу столовку, решил немедленно деньги проесть. От этой мысли засосало под ложечкой. Из столовой как раз пахнуло жареным мясом и, перебежав на другую сторону улицы, Доля в два прыжка очутившись на крыльце, рванул на себя заиндевевшую дверь.
За обеденными столами людей сидело немного. У раздаточного окна, пристроившись в хвост небольшой очереди, он, взглянув на меню, прикинул в уме, что можно съесть на последние девяносто две копейки:
– Возьму полную тарелку щей, котлету с пюре и хлеба. Надо как можно больше съесть хлеба, чтоб сытнее было. Мне сегодня больше ничего не светит. Ну, а завтра? А завтра будет день, будет и пища…
Спустя несколько минут, он поставил поднос с едой возле кассирши, и пока та щелкала костяшками на школьных счетах, с опаской ждал результат, переживая, что денег рассчитаться за обед не хватит.
– Девяносто копеек, – сказала женщина.
Доля, с облегчением выложив деньги, пошел в зал и остановился у ближнего столика, за которым сгорбившись сидела и медленно двигая ложкой хлебала суп опрятная на вид старушенция. Она приветливо ему улыбнулась и, улыбнувшись в ответ, Доля, устроившись напротив, принялся за еду, безразлично поглядывая на соседку. Вскоре старушка, отложив ложку, стала что-то старательно пережевывать, сосредоточенно уставившись в угол стола. В это время внимание Доли было приковано к своей тарелке, и сначала он даже не понял, что произошло. В его щи вдруг плюхнулся склизкий комок недожеванного мяса.
– Сынок, – ласково обратилась к нему старушенция. – Жилистое мясо не осилить моим зубам. У тебя зубки молодые, сжуешь. Не пропадать же, сынок, добру.
Доля оттолкнул тарелку и, сдерживая тошноту, едва успел выбежать на улицу. Там дал волю желудку, и, не солоно хлебавши, еще больше голодный, чем был, пошел на вокзал…