Читать Виксаныч (сборник)

Шрифт

Интервал

* * *

Учитель

Мне нет нужды рассказывать о жизни Виктора Александровича Давыдова, Виксаныча, моего Учителя. Его рассказы сделают это значительно лучше и полнее, нежели кропотливый биограф. Ибо рассказы Виксаныча представляют не столько размышления и поступки героев, сколько размышления и поступки самого Учителя.

Для меня же так и осталось загадкой, почему он сам не записал эти истории. Как режиссер и педагог, он, несомненно, владел ремеслом писателя. Возможно, свои рассказы он считал чем-то вроде профессионального тренинга, не более. Однако я знал его друга, непризнанного поэта и драматурга Михаила Рафаловича. Не раз он сам пытался убедить Рафаловича: «Оставь ты свои стихи и пьесы! Напиши историю своей жизни, и тебя обязательно опубликуют!»

Рафалович не внял его советам, и вместе с рассказами история жизни этого удивительного человека досталась мне «в наследство».

Воистину, справедлива поговорка: «Ничто не дается так дешево и не ценится так дорого, как советы!»

Всякий раз после очередного рассказа я восклицал:

– Виксаныч, ну почему же вы не напишете все это?!

И всякий раз ответом мне была задумчивая и немного печальная улыбка.

И вот однажды я представил себе такую цепочку: есть герои и участники этих историй, есть рассказчик, который обработал рассказы, подобно тому, как искусный огранщик обрабатывает алмазы, и есть слушатель, это я, который на протяжении многих лет не просто слушал, а буквально впитывал их. И все – конец цепочки. Ни герои, ни участники своих историй не записали. Рассказчик с таинственной улыбкой – тоже. И если этого не сделаю я, то этого уже никто не сделает. И на моей могиле можно будет поместить такую эпитафию: «Здесь похоронены истории многих замечательных жизней вместе с человеком, который, не воспользовавшись этим подарком, свою жизнь прожил зря».

Ужаснувшись от такого «послесловия», бросился я к машинке, зарядил ее листами бумаги и, как мог, не обращая внимания на грамматику, записал все, что запомнил.

Первым моим читателем был сам Учитель. Он исправил ошибки, расставил запятые и ничего не сказал. Только опять задумчиво и немного печально улыбнулся.

С того дня прошло почти тридцать лет. Они пролетели для меня, как одно мгновение. Армия, учеба, съемки фильмов, фестивали, поезда и самолеты не позволяли мне ни на минуту остановиться.

И только тогда, когда огромная киноиндустрия рухнула вместе с огромной страной и бурный кинопоток превратился в тихий таинственный омут, я смог вернуться к этому сказочному богатству – рассказам Виксаныча.

От времени листы бумаги потемнели и стали напоминать тонкий пергамент. Однако буквы, выбитые старой дореволюционной машинкой, прекрасно сохранились. Пробегая их глазами, я вновь услышал хриплый, прокуренный голос Учителя. Ощутил его взгляд из-под огромных, набухших век. Взгляд мудреца и мыслителя.

Нигде в рассказах Виксаныча я не описываю его самого, потому что воспроизвожу все почти так, как слышал. Рассказы ведутся от его лица. Однако его лицо, характер и привычки сами по себе заслуживают описания.

Портрет Виксаныча представить довольно легко. Достаточно воспользоваться портретом Мейерхольда и слегка утяжелить все черты лица. Тот же нос, глаза, выдающийся вперед мощный подбородок, грива (не копна, а именно грива) седеющих волос… Единственное, но существенное отличие: взгляд. Если у Мейерхольда он резкий и порывистый, то у Виксаныча спокойный и мудрый.