Читать Кроха

Мне в последнее время начинает казаться, что человечество медленно утопает в собственном дерьме, полностью погрязая во лжи и желчи, которая вылезает из людей в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Неожиданно так, ударяя прямо в самую глубину твоей души и уничтожая тебя изнутри. Медленно и бесповоротно. Жизнь жестока, особенно тогда, когда ты начинаешь верить в неё. Каждый твой поступок, каждая мысль, каждое дыхание и удар сердца – всё это оказывается мелочью на фоне серой массы общества. Что бы ты не сделал, как бы ни пытался улучшить своё положение в этом мире, это будет разорвано и смешано с грязью. Если ты неудачник, ты им останешься до последней секунды, пока твоё время не иссякнет. Таков закон школы. Таков закон всего человечества.

Я всегда ненавидела школу, поскольку считала всё это место дешёвым зоопарком. Дети – животные. Учителя – укротители. И, признаться, весьма дерьмовые, на мой взгляд. Стая, в которую тебя помещают с первого класса, сразу отсеивает слабых членов, превращая их в пустое место. Вечные насмешки и издевательства, язвительный смех и глупые приколы, унижение и порой даже насилие. Дети жестоки, и совсем даже не цветы жизни, каковыми их считают родители. Если они почуют слабость, их уже ничто не остановит. Как бы это печально не звучало…

Сидя в классе за последней партой и смотря в окно, я думаю о том, как хорошо было бы родиться птицей. Летать под облаками, чувствовать свободу и счастье от полётов. Жить, где тебе захочется, делать, что взбредёт в голову, оказаться там, где тебя никто не сможет найти. Или лучше стать бы растением. Чтобы совсем ничего не чувствовать…

Одиночество – это когда ты умираешь, продолжая жить.

Учитель рассказывает об экономики Германии вплоть до последней секунды, и даже когда звонок разрезает воздух, а мои одноклассники начинают шумно собирать вещи, он не перестаёт пытаться перекрикивать голоса, задавая задание на дом.

Я не делала домашнего задания, наверное, больше года, в тайне надеясь, что меня, наконец, исключат из этой школы, но они будто все сговорились против меня, назло держа в клетке среди этого стада.

Когда учитель всех отпускает, мне ничего не остаётся, как встать и сбежать подальше, чтобы не попадаться на глаза своим одноклассникам. В моём рюкзаке одна тетрадь на все предметы, заполненная лишь рисунками и редкими записями, пара ручек и ненужный учебник, который я ношу больше недели. Я перекидываю рюкзак через плечо и начинаю пробираться по проходу к выходу.

Беатрис Эбель пытается подставить мне подножку, но я вовремя замечаю и успеваю перешагнуть. Слышу, как за спиной шуршит бумага, а потом большой комок попадает мне в голову, но я не обращаю внимания и продолжаю идти к выходу. Кто-то смеётся. В коридоре облегчённо вздыхаю, позволяя потоку школьников подхватить меня и унести в другую часть здания.

На втором этаже я отсоединяюсь от всей этой толпы и сворачиваю в сторону туалета, мгновенно оказываясь в тишине, которая наваливается на меня плотной массой. Здесь никого нет – шум учеников уходит на задний план и теперь звучит где-то далеко, хоть и находится прямо за дверью. Пахнет противно, но я всё же делаю пару шагов, которые отскакивают от кафеля и растворяются в моей голове, и останавливаюсь перед зеркалом, упираясь руками в раковину.