⇚ На страницу книги

Читать Гений из Гусляра

Шрифт
Интервал

Талант, независимо от его выражения и масштаба, не имеет никакой связи с человеческими качествами и уж тем более с умом. Мы же заблуждаемся, полагая, что если человек талантлив в перестановке с места на место шахматных фигурок, то он уже вправе судить об истории, хотя никогда ее прежде не изучал, зато отлично умеет складывать два и два в любой степени. Но мы должны верить его предположению, что Гомера не существовало, потому что в то время русский князь Навуходоносор завоевывал столицу государства ацтеков в северной Антарктиде. У меня был знакомый трубач, который так и не смог одолеть средней школы, отчего ни ему, ни школе хуже не стало.

Мой школьный товарищ как-то сказал мне доверительно: «Ты у нас талантливый, но не умный». Сначала я хотел обидеться, полагая, что эти качества как-то связаны между собой, как некие сосуды, и я оказался рабом неизбежности: если в сосуде ума прибавляется, то в сосуде таланта убавляется. А потом пожил еще немного и догадался, что в высказывании товарища есть лишнее противопоставление. Можно быть талантливым и умным, что случается, а можно быть умным, но бесталанным. Или талантливым и глупым (именно этого мне и хотелось).

Если продолжить мое открытие дальше, то нетрудно прийти к выводу, что гений и злодейство совместимы. Еще как! И гений в теле злодея – это явление опасное для всего человечества. Впрочем, не надо замахиваться на Ленина или Сальери. Достаточно представить себе талантливого, но бессовестного художника, который, допустим, полагает, что может скупить на корню столичную элиту и она ему даст небесплатное право уставить город своими чугунными и бетонными чудовищами.

Всеобщая совместимость несовместимых, казалось бы, качеств дает возможность гениям, которые не наделены другими выдающимися качествами, вести незаметный образ жизни и делать свои дела или делишки совершенно незаметно для окружающего мира.

Так случилось с Алешей Куплингом, существом совершенно бесцветным и даже робким. Подобно покорителю австралийской пустыни Людвигу Лейхардту, он был близорук, страдал запущенной формой дисклексии, то есть путал слова «трамвай» и «троллейбус», «правое» и «левое». В школе он учился средне, потому что все время думал. Учителя в школе, как вы знаете, не приветствуют работу мысли. Им кажется, что если ребенок думает, значит, катится в моральную пропасть. О хорошем думать не будешь. То есть, опять же, в поисках несуществующих связей между явлениями они сочетали мышление с обязательным развратом. Сами не мыслили и в других не допускали.

А Леша изобретал. Не то чтобы сознательно изобретал, но мысленно ставил вещи рядом и смотрел, как они функционируют.

Порой Леша изобретал что-нибудь особенное и сам того пугался, так как у него была развита интуиция, а интуиция ему говорила: не спеши высовываться, у тебя отнимут твою игрушку. Будут думать, как на тебе заработать. Люди завистливы и жестоки.

Это ему, кстати, всегда говорила мать, женщина простая, одинокая и некрасивая, но многодетная.

«Все мужики сволочи, – говорила она, – но бабы не лучше, потому что на каждого паршивого мужика найдется баба еще паршивее. Мужик еще на человека похож, может пропить что ни попадя, а баба экономит, в копилку прячет, ни с кем не делится. Я сама такая, вот и мучаюсь. Мужики со мной на все идут, но не до конца, не до честного гражданского брака».