⇚ На страницу книги

Читать Бегал заяц по болоту…

Шрифт
Интервал

«Роман – это зеркало, с которым идёшь по большой дороге. То оно отражает лазурь небосвода, то грязные лужи и ухабы. Идёт человек, взвалив на себя это зеркало, а вы этого человека обвиняете в безнравственности! Его зеркало отражает грязь, а вы обвиняете зеркало! Обвиняйте уж скорее большую дорогу с её лужами, а ещё того лучше – дорожного смотрителя, который допускает, чтобы на дороге стояли лужи и скапливалась грязь».

Ф. Стендаль «Красное и чёрное»

Офис опустел. Сергей маялся у компьютера, глаза болели от серебристого песка, сыпавшегося с экрана монитора. Он незряче смотрел в экран, вновь открывал новостные сайты, чтобы тотчас же их закрыть. Знал, что в такой ситуации ругаться с Виталием бесполезно.

Сергей злился и ждал, когда же они всё-таки поедут в унылый спальный район, в ветхую бабушкину однушку, доставшуюся по наследству бывшему сотруднику, а теперь сдаваемую им по очень умеренной цене.

Сергея подташнивало. Мозг шкварчал на раскалённой, пустой сковородке голода в последней, невыносимой стадии, когда уже ни о чём не думается, даже и о еде. Раздражение нарастает, бесполезный желудок доедает себя, а разумные доводы подменяются эмоциями. Хочется лишь одного – поскорее убежать из этого места, пусть и в чужую квартиру, ночлежку в многоэтажном бетонном бараке, наскоро съесть горячую еду, не особенно заботясь о том, какая она, лишь бы поскорее была перед ним тарелка с дымящимся варевом.

– Консервированные мозги! – подумал он. – Нет! Мозги в желудочном соке! И пока желудок не даст команду мозгам – думай, они этого делать не будут! После еды оживут, команды пойдут к рукам, ногам, те станут тёплыми, задвигаются.

Какие-то мечты могут появиться, простые от сытости, вроде бы ты сам этого хочешь. Так этим залюбуешься и не заметишь, что совсем не то делаешь. И вдруг увидишь перед собой – получилось такое неказистое изделие, «разбитое корыто». Почему всегда изображают золотую рыбку размером с ладошку? Из-за стоимости золота? Ну вот – старик у Хемингуэя поймал огромного марлина, и что? Едва не погиб. Емеля со щукой. Так ли важен размер того, кто дарит чудо! Важен масштаб, то есть начинка самого чуда! Хотя вот премудрый пескарь был мелким, но изворотливым. Однако не спасла его сверхосторожность. Словили и сожрали. Удача! Н-да-а!

Зажарить бы сейчас щуку, чтобы кончики плавников хрустели на зубах, отдавали аромат натуральной, речной свежести. Сварить уху из пескарей. А на что гожа золотая рыбка? Её и не представить на раскалённой сковородке.

Мелкие, сорные мысли, но правильные в своей бытовой, приземлённой неоспоримости и вызывающие дополнительное раздражение новым витком возврата к еде.

Напоминать Виталию Петровичу о том, что пора трогаться, было рискованно: могло закончиться криками. Раздражение внутри от этой бессмыслицы усиливалось, копилось фиолетовым нарывом, готовым прорваться скандальным выбросом по самому пустяковому поводу. От безобидной фразы, сказанной даже шепотком. Но более всего удивляло неприятие Виталием еды в рабочее время.

Он оправдывался боязнью тотчас уснуть.

– С ума сойти! Как хочется есть, – подумал Сергей и пошёл на кухоньку. Выпил из кулера воды. – Хоть чего-нибудь! Хоть луковицу куснуть, выменянную за обрезки цветной бумаги Папой Карло, теряя сознание, зубы вонзить в неё, как Буратино! И брызги кусачего сока, слёзы из глаз, временный обман желудка, себя, но хоть краткое, на миг облегчение.