Глава 1
Истина важна всегда
Грузный и пожилой надзиратель Панов, ещё подвижный, c бульдожьим лицом из-за брыл и отвислых складок, редко мог впиться покрасневшим взглядом в узника, так как обычно, человеческую массу пересчитывал по парам ног, не подымая глаз, чем, кроме боязни, внушал и безысходный трагизм.
И было отчего. Весь лагерь знал его историю как притчу.
Его мясистые руки, которыми он методично перебирал пожитки в камере, вызывали жутковатые ассоциации.
Лет тридцать тому назад он исполнял смертные приговоры. Но судьба сыграла с ним злую шутку.
Накануне распада советской империи, его младшая сестра, достигнув совершеннолетия, будто сорвалась с цепи. Её сексуальная притягательность и половозрелая отвязность объединили вокруг неё шайку, которая стала орудовать разбоями.
Молодые отморозки, однако, не тратились на продуманность акций против инкассаторов и кассиров. Очередное нападение закончилось двойным убийством – немыслимая дерзость для советского режима. Банду изловили, а скорый суд вынес приговор – высшая мера, то есть расстрел. Система отправила осуждённых туда, где и служил её брат, откомандировав тайно другого штатного палача.
Однажды, девятнадцатилетняя сестра подстерегла его, когда он пересекал тюремный двор, и выкрикнула из окна, вцепившись руками в решётку: «брат, когда ты меня застрелишь?». Чёрт его дёрнул поднять голову на этот душераздирающий вопль. С той секунды он редко поднимал взгляд, смотрел только под ноги.
Трагедия превратила одряхлевшего палача в беспристрастную служебную машину: он не позволял поблажек, правда, сказать, без деспотизма.
Из-под одного из матрацев, во время очередного ночного обыска, он достал толстую тетрадь, – предмет, не запрещённый правилами. Перелистывая исписанные страницы, Панов всё вдумчивее всматривался в них, а затем покрутил тетрадь, и – не вернул.
Права на дневник заявил узник с неславянской фамилией Визант, хотя и с вполне славянской внешностью.
Молодой, немногим выше среднего роста, спортивного сложения, с крупными серыми глазами, вдумчивыми, но способными вспыхнуть лукавством и угрозой, с овальным лицом, острым носом и выделяющимся волевым подбородком. Короткая стрижка открывала высокий лоб, а густой бобрик указывал на непослушную каштановую шевелюру, снятую из-за тюремного устава.
– Я это заберу, – сиплым голосом и с одышкой пробормотал надзиратель, так и не подняв взгляда на одного из столпившихся обитателей переполненной камеры. – Пусть начальство проверит.
«Чем чёрт не шутит», думал некто Визант, когда встревоженные ночным досмотром сокамерники, укладывались на нары. «Пусть знают, что это не слюнявые мысли о сломанной жизни, а холодный анализ причин, бросивших его сюда».
Впрочем, вряд ли бездушные тюремщики взяли на себя труд копаться в его записях. Им не было дела до хитросплетений его судьбы. Но они могли донести о его размышлениях кому следует.
Отбывал он срок в колонии общего режима, в Новосибирской области, для бывших служителей закона, которая, к счастью, отличалась относительной мягкостью нравов и щадящим трудовым режимом. Хватало сил и на размышление, и на дерзость к игре, как с невидимыми противниками, так и с союзниками на воле.