Читать Холодным ветрам вопреки

Простые ничтожные обыватели! Ничего больше! Простые ничтожные обыватели, потребляющие свои души для удовлетворения желаний своей греховной плоти. Как все банально и как же это страшно! Господи, как же это страшно! Как страшно смотреть на всю эту молодежь, барахтающуюся в разлагающихся оболочках собственных тел, залитых потеками дешевого пива и источающих аромат сизого никотинового смога. Молодежь, погрязшую в сладострастном удовлетворении желаний своего тела, презревшую все светлые заповеди своей, когда то еще белой души.

Понимание того, что душа у всех новорожденных белая, Эль имела уже давно. Маленькой девочкой она часами простаивала возле прозрачной стены, отделяющей коридор от помещения инкубаторов их местного роддома, где работала ее мама. «Мамочка!» – глаза девушки засияли, как хризолиты, поражая окружающих цветом яркой, насыщенной, изумруднозеленой листвы. Эль вспомнила свою всегда молодую и красивую мамочку, ее нежные руки, пеленающие новорожденных младенцев, сосредоточенный взгляд, проверяющий правильно ли работает оборудование, поддерживающее жизнь семимесячного малыша. Прядь темных волос длинной челки красивой волной всегда спадала на нежно-голубые глаза, ведь мамочке очень часто не хватало времени сходить в парикмахерскую и вовремя состричь их. «Мамочка, мамуля!» – еще раз подумала девушка и нежно улыбнулась своим мыслям.

Внезапно взгляд девушки затуманился и замелькали цветные слайды воспоминаний. Она вспомнила, как впервые увидела светящиеся солнышки в груди у новорожденных младенцев. У одних они были больше, у других меньше, некоторые были очень яркие и, казалось, освещали все вокруг, у других свечение было более приглушенное, дарящее мягкий струящийся свет ночной луны. Но эти душеньки-лампочки были у всех, ну, почти у всех младенцев.

Один раз, дожидаясь маму после второй смены, я долго бродила по коридорам, слушая громкие крики рожениц и веселый смех новоиспеченных мамочек, агукающих над своими малышами. Заглянув еще раз за стеклянную стену, отгораживающую коридор от комнаты, где спали маленькие зайки, я увидела малыша, который не смотря на свое здоровое персиковое личико и розовые щечки, поразил меня темным провалом в груди. На том месте, где должно было быть солнышко чистой новой души, была темная черная бездна, которая, казалось, тянула куда то, звала, звала… И я почувствовала темноту этого сырого подземелья, его влагу холодных бетонных стен, его зловещее эхо, отражающееся в глубинах лабиринтов. И стало так страшно, так страшно, что это маленькое дитя так и не узнает, что такое солнце, ветер, вода… счастье.

Я навсегда запомнила тот миг, когда увидела худенькую фигурку в белоснежном халате. Она шла, а вокруг нее парил знакомый аромат крымских трав: нежной лаванды и пьянящего розмарина. Темные пряди волос обрамляли тонкий овал лица, сосредоточенный взгляд голубых небес, казалось, проникал в саму сущность естества и искал, искал… Искал и не находил. Бровки, расправившими крылья чаечками, взметнулись, стараясь соприкоснуться перышками, глубокая морщинка прочертила наморщившийся лоб. Женщина подошла к заинтересовавшему меня младенцу, поправила сбившееся одеяльце и внимательно стала смотреть на сморщившееся личико малыша, который уже готов был разрыдаться. Внезапно, я увидела, что в груди у мамочки, это была именно она, вспыхнула маленькая искорка, которая постепенно стала разгораться и через несколько секунд из маленькой жаринки вырос целый очаг, мягкие струйки которого уже лизали подбородок мамы. Мама нежно провела мягкой рукой по щечке младенца, который позабыв о своем желании гневно выразить свою неблагосклонность к жителям роддома, теперь как завороженный смотрел на ее тонкий лик. И внезапно маленькая искорка из очага груди мамы взметнулась в сторону и пропала, она выпрыгнула за пределы душеньки врачевательницы и облюбовала местечко на груди у младенца. Как белочка-трескотуха она что-то порасказывала на своем только одной ей известном языке, словно жалуясь маме: «Как меня могли разлучить с моими любимыми родственниками!» А потом весело загорелась маленьким солнышком-фонариком, осветившим провал подземелья и постепенно вытесняющим темных призраков на дневной свет. Теперь маленький карапуз весело улыбался, ухватив маму за ладонь средним пальчиком правой руки. А в его груди нежным одуванчиком светило солнышко только что вселившейся души. Солнышко, подарившее ему шанс на благосклонность судьбы-злодейки и возможность раскрасить книгу своей жизни собственными красками.