Он готов был убить жену собственными руками. Оставалось только добраться до нее.
– Стелла! – крикнул он.
Алексей Тронов редко повышал голос. Он вряд ли стал бы тем, кем он стал, если бы так легко поддавался эмоциям. Но свой предел был даже у него: после нескольких напряженных дней международного конгресса узнать, что жена сняла с их общего счета пятнадцать тысяч евро, – это уже слишком.
Когда он увидел электронное сообщение, он сначала не поверил. Решил, что здесь какая-то ошибка. Звонок в банк все расставил по местам: его супруга явилась в одно из отделений и забрала всю сумму, заказанную заранее, наличными.
Транжирство всегда было Стеллиным пороком. Они много говорили об этом, она обещала исправиться – и держалась довольно долго. До сегодняшнего дня.
Ей повезло, что он не смог приехать сразу, работа не позволила. Измотанный, невыспавшийся – Алексей и сам не брался предсказать свою реакцию. Вынужденное ожидание его немного успокоило. Видно, на это и рассчитывала Стелла, раз весь день не брала трубку.
В их московской квартире было тихо. Единственным источником света была открытая дверь в спальне жены на втором этаже. Но и оттуда не доносилось ни звука.
– Если ты, как советовала твоя подружка, встречаешь меня голой, сразу предупрежу: оденься, – прокричал он, скидывая ботинки в прихожей. – Я уже не настолько молод, чтобы ради часа утех забыть о пятнадцати тысячах. Признаюсь, меня разбирает любопытство. Зачем они тебе?
Ответа не было. Стелла не настолько глупа, чтобы провоцировать его, она умела распознавать его гнев. Она должна была ответить! Он почувствовал первый укол страха.
– Стелла, у тебя все в порядке?
Не снимая пальто, он направился наверх, к светлому прямоугольнику двери. Свернул к ее спальне, в которой бывал сотни раз, и застыл на пороге. Ему казалось, что перед ним другое пространство – он не узнавал эту комнату.
Стелла питала пристрастие к минимализму. Где бы они ни жили, она настаивала, чтобы интерьер оставался черно-белым. Белые стены, черная мебель. Так комната выглядела, когда он заглядывал сюда последний раз. Но теперь строгая гармония исчезла, сдалась перед нелепым карнавалом.
Вместо белой стены – яркие пятна в потеках клея. Кто-то оклеил все, до чего дотянулся, разноцветными прямоугольными фантиками. Клочки бумаги пестрели на стенах, шторах, даже на потолке. В этом нелепом декоре не было никакого изящества, казалось, здесь что-то взорвалось, погрузив комнату в хаос.
Он не сразу понял, что это не просто бумага. На стенах были расклеены банкноты – те самые пятнадцать тысяч, которые она сняла в банке. Но даже это не имело сейчас значения, потому что он наконец увидел свою жену.
Она лежала на застланной постели, ровно посередине, в белоснежной ночной рубашке, так похожей на саван. Ее лицо казалось непривычно бледным, а губы почему-то оставались вишневыми, хотя такой помады у нее в жизни не было, да и не похоже это было на помаду. Он не видел на теле ни единой раны – на тонкой белой ткани кровь нельзя было не заметить. Стелла была совершенна, как статуя. И так же безжизненна.
Она не могла умереть, не было причин. Он знал свою жену, не сомневался, что она здорова, и не видел ничего, что могло ее убить.