20 сентября, среда, 8 час. 15 мин.
Утром вместе с водителем к Белозерцеву приехал охранник Сергей Агафонов. Агафонов отличался от других охранников – был совершенно незаметен, как разведчик, выполняющий на вражеской территории важное задание, – мог пройти в двух метрах от кого угодно, даже около самого Белозерцева, который знал его очень хорошо, и остаться совершенно неузнанным. Словно бы на Агафонова была надета шапка-невидимка.
Он никогда не рядился в крикливую пятнистую форму с офицерским поясом и портупеей, как другие охранники, никогда не носил десантных ботинок, хотя в Афганистане служил в знаменитом «полтиннике» – десантном полку, попадавшем в такие передряги, какие даже самый изощренный сочинитель не в состоянии выдумать, не носил и шелковых штанов с лампасами, кожанки и футболки с надписью «босс»: Агафонов всегда был Агафоновым, самим собой – четким, жестким, невидимым.
– Здассте вам!
Ирина Белозерцева улыбнулась:
– Ну почему «вам», Сережа? Почему во множественном числе?
– Так положено, Ирина Константиновна, – Агафонов приподнял плечи и на улыбку ответил улыбкой – неожиданно застенчивой, смущенной.
– Не приставай к человеку с необязательными расспросами, – сказал Белозерцев. – Он при исполнении.
– А что, раз при исполнении, то, значит, глух и нем? Так, что ли?
– Считай, что так.
– Когда я ем, я глух и нем. Ах-ах-ах, какие строгости! Сережа, может быть, вам чашку кофе?
– Нет, Ирина Константиновна, спасибо.
Ребята из охраны всегда, даже в прежние благословенные «политбюровские» и «капеэсэсные» времена, когда на охранников смотрели, как на редкость, проникшую к нам из зарубежного кино, считались своими в семьях людей, которых они охраняли, иначе было нельзя – охранник мог предать человека, которого охранял, и тогда…
Сейчас все изменилось – если раньше охранники подчинялись КГБ, Андропову, Федорчуку и кому там еще – Семичастному? – то сейчас они служат только человеку, который их нанял, из его рук кормятся, из его рук получают деньги. Изменились психологические условия, сами взаимоотношения охранника и охраняемого. Белозерцев не раз спрашивал себя – способен ли Сережа Агафонов предать его и каждый раз отвечал: нет, не способен.
– Ну, Сережа, как знаете… Тогда съешьте это, – Ирина взяла из коробки «Баунти», стоявшей в прихожей, две кокосовые шоколадки, сунула Агафонову.
– Что-то ты его не тем, мать, угощаешь, – засмеялся Белозерцев. – Эти мужики не сладкое любят, а совсем другое – горькое. Ты все делаешь наоборот.
– Ну почему же, – Агафонов в ответ застенчиво улыбнулся. – «Баунти» – это натуральная Африка, кокосы из-под солнца, а кто когда отказывался от кокосовых орехов?
Агафонов прекрасно понимал, что означает такой необязательный утренний треп, поддерживал его – ведь мало ли что могло произойти у Белозерцевых в его отсутствие – они могли и поссориться, могли и вообще на развод подать.
– Насчет горькой есть даже популярная пословица: «С утра примешь – потом весь день свободный».
– Есть еще одна пословица, Вячеслав Юрьевич. «Если водка мешает в работе – бросай работу!» – сказал Агафонов.