Читать Мануэль и Эстебан

Впервые мы увидели их на ступеньках часовни святого Георгия. Солнце палило нещадно, мы спешили добраться до спасительной тени акаций. От Георгия рукой подать до нашего отеля, до прохладного номера с террасой, где по вечерам мы пили коньяк или джин с лаймовым соком. Несколько тугих зеленых плодов были найдены в траве у базилики, невзрачной, но такой древней, что дата ее постройки вызывала чувство недоумения.

Мы так и не узнали их настоящих имен, но между собой окрестили братьев Мануэль и Эстебан. Вероятно, требовалось время, чтобы научится их различать. Именно это сходство, а также естественная привязанность одного к другому напомнили о героях Торнтона Уайльдера, близнецах-подкидышах, воспитанных в монастыре. Наши близнецы, едва преодолевшие зыбкий водораздел детства и отрочества, вероятно, тоже были оставлены матерью по причинам, о которых мы никогда не узнаем. Все недолгое время, что мы следили за их судьбой, братья были неразлучны и, как представлялось, делили один на двоих внутренний мир.

Там, у часовни Георгия, они жалобно ловили глазами взгляды случайных прохожих, стремясь вызвать сочувствие к своему бедственному положению. Они знали, что могут нравиться, и, судя по их растерянности, еще не привыкли голодать. Один неподвижно сидел на горячих ступеньках, второго отчаяние заставляло всякий раз делать несколько мелких шагов навстречу проходящим. В их глазах читалась готовность отдать за сытный ужин всю нежность своих маленьких сердец.

Местность на задворках прибрежной линии отелей наводила уныние. Широкие пустоши растрескавшейся, выжженной земли тянулись вдоль шоссе. Сухой кустарник и картофельные грядки соседствовали с ухоженной зеленью гостиничных парков столь же неуместно, как упоминание о болезнях и нищете в разгар веселой свадьбы. Здесь даже самое неприхотливое растение чахло без регулярного полива, полуживым подтверждением чему служили карликовые пальмы, высаженные жестокой рукой вдоль дорожки, ведущей от часовни к автомобильной трассе. Тем удивительнее было видеть пышные, непомерно высокие деревья за глухим забором виллы по соседству с нашим отелем.

Небольшой участок буйной зелени, не знавшей ножниц садовника, целиком принадлежал пернатым. Почти в любой час дня и ночи – кроме, разве что, самых жарких полуденных часов – обитатели сада стрекотали, прищелкивали, ухали, шелестели, перелетали с ветки на ветку. Но самое волшебное время наступало на закате, когда солнце опускалось за часовню Георгия, разливая в небе томительно золотистую, прозрачную акварель. Воздух становился прохладным, крошечные летучие мыши начинали свой танец над верхушками деревьев и, сначала негромко, хрипловато, затем все увереннее и вдохновеннее, открывал программу ночного выступления соловей.

Загадочный сад привлекал внимание и будоражил воображение. Однажды в сумерках довольно крупная тень бесшумно пронеслось над нашими головами, возникнув из зарослей сада и направившись в сторону города. Вероятно, это была ночная сова, летевшая полакомиться мышами-полевками на ближних огородах, но в наших фантазиях тень обрела имя и статус благородного хозяина поместья, сеньора Нетопыриса, которого мы надеялись как-нибудь застать в его человеческом обличии. После этого случая мы не раз пытались обнаружить признаки присутствия в саду хозяев, но поместье со всех сторон было надежно защищено от любопытных глаз забором и высокой живой изгородью. С нашей террасы мы могли видеть за купами деревьев крышу и верхние окна дома, но ставни никогда не открывались. Хотя в доме явно кто-то жил – мы часто замечали черные пакеты, набитые сухими ветками и другим мусором, который здесь принято оставлять у ворот до приезда уборочной машины.