Ты – большой-большой серо-белый медведь, а я – маленькая девочка в фиолетовых башмачках. Ты катаешь меня на спине по всему свету, и когда мы пересекаем маковое поле, я всегда засыпаю. У меня с собой всегда маленькие золотые ножнички, ими я отстригаю куски от твоей шерсти, те, которые совсем уж посерели и выглядят слишком мрачно. Ведь ты добрый медведь, а на добрых медведях нет ничего мрачного, или не должно быть. Мы с тобой очень странная компания, я – не знаю, откуда я появилась и почему на мне всегда эти фиолетовые башмачки, а ты никогда мне не рассказываешь, откуда появился, а может просто, так же как и я, не знаешь. Но когда мы встретились, то оказалось, что у меня есть ножнички, а у тебя – серая шерсть, которую иногда надо срезать, и мы решили что отлично подходим друг другу и с тех пор странствуем вместе.
Иногда тебе надо порыбачить, и тогда мы отправляемся к какому-нибудь водоему, реке, озеру. В любое место, где есть рыба. Я сижу на берегу и наблюдаю за тобой, и всегда – близко к воде, потому что ты не разрешаешь мне далеко уходить. «Маленьких девочек в фиолетовых башмачках, да еще у которых есть золотые ножницы, могут украсть охотники или разбойники, – говоришь ты, – поэтому оставайся на виду». Я не спорю. Мне всегда хотелось, чтоб у меня был медведь, и я всегда знала, что медведи рыбачат. Поэтому я и раньше думала – если у меня будет медведь, я буду ждать его на берегу, пока он ловит рыбу, и иногда даже снимать башмачки и немножко плескать ногами в воде.
Когда мы только встретились, ты и меня пытался угостить рыбой, но я ее боюсь.
Я ем только жимолость. И всегда после того, как ты покончил с рыбалкой, мы отправляемся искать подходящий кустик. На самом деле, мы тратим очень много времени на поиски жимолости, потому что зимой ее нигде не сыщешь, а мне надо что-то кушать. Поэтому летом мы стараемся найти как можно больше, чтобы насушить впрок. Иногда, когда мы уже совсем долго не видели ни одного куста, ты начинаешь сетовать на то, что это очень неудобно. Рыбу можно поймать почти везде, в любое время года, но как трудно постоянно ломать голову над тем, где найти жимолость. Я грустно пожимаю плечами и смотрю на свои башмачки. Почему-то мне кажется, что они, и то, что я ем только жимолость – как то связано между собой.
Иногда, когда мы в лесу, я слезаю с твоей спины и лезу на какое-нибудь дерево. Да не просто на дерево, а на то про которое я точно знаю: в нем живут пчелы. Я умею это определять, и я умею достать немного мёда. Почему – не знаю, но думаю – это тоже как-то связано с тайной фиолетовых башмачков и моего появления на свет. Я достаю мёд и отдаю его тебе. «Вообще-то, – говоришь ты, – Белые медведи не едят мёд». Тогда я отвечаю, что этот мёд достала я, и он особенный, и белым медведям подходит. Особенно, если это тот редкий вид белых медведей, у которых подпалины, да еще и серые. И тогда ты вздыхаешь и ешь его, но я-то знаю, что на самом деле он тебе очень нравится.
Когда нам надо остановиться на ночлег, мы всегда находим какой-нибудь холм. Ты знаешь, что я очень люблю ночь, поэтому всегда стараешься найти место повыше, чтоб я все вокруг хорошо видела. Мы ложимся на траву и разглядываем звезды. Ты знаешь почти все-все созвездия, и, походя учишь меня. Так как созвездий на небе очень-очень много, мы с тобой решили, что их хватит на целую жизнь.