⇚ На страницу книги

Читать Иные поднебесья. Исправленное и дополненное

Шрифт
Интервал

© Вячеслав Юрьевич Ананьев, 2017


ISBN 978-5-4483-7781-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Я всё хочу запечатлеть в звенящем слове —

Отлёт гусей, берёзы ветвь и запах крови.

Хочу построить мир из рифм на память людям —

Пусть невесом он и незрим средь серых буден,


Но чья-то сирая душа найдёт однажды

В каракулях карандаша ручей от жажды,

От скуки – светлую строку, от страха – силу

И скажет доброму стиху:

«Спасибо!»


Зелёный поезд


Зелёный поезд. Зычные гудки

Локомотива.

Вонзились нежно в душу коготки

Его мотива.


По синим рельсам в тающую даль

Как уносил он!

Рвала туман незыблемая сталь

С такою силой!


И мне, мальчишке, горе-сорванцу

и без билета,

В окно цветами шедшее к концу

махало лето.


Стрельба колёс и скорости предел

Летел со свистом!

Я походить до ужаса хотел

На машиниста.


И, в тихой злобе в тамбур удалясь,

Срывал стоп-краны:

Не понимал, свирепствуя и злясь,

Что было рано…


А он летел в межзвёздной полумгле

Легко и грозно!

А мне сойти бы надо на Земле —

Да только поздно…

Автобиографическое

Дни и ночи мои. Дни и ночи

Пронеслись, не оставив следа.

Много было разлук, одиночеств…

Только не было слёз никогда.


Жил свободно и нетерпеливо,

Этой жизнью доволен вполне.

И когда засыхала крапива,

Говорил: «Оживёт по весне!»


И земля по весне оживала,

И кружили над ней журавли.

И столетняя бабка жевала:

«Много силы, сынок, у земли».


Просыпалась природа и пахла,

И звенели леса – высоки!

Деревенщина, парень-рубаха

В город стольный пришёл от сохи…


И кружился по городу столько!

То «прописка», то чья-то хула…

Но сквозь всё удивительно стойко

Беспокойная Муза вела.


Я стучался во многие двери.

Изучали меня сквозь «глазки».

Билось в памяти: «Люди не звери —

бабы русские, да мужики…»


Дни и ночи мои. Дни и ночи…

Вот задумаюсь, сникну почти,

Но встаёт и зовёт из-за строчек

Бесконечное Чувство Пути!


В ЛЕСУ


Я наслаждался запахом еловым,

Как дикий предок в дебрях вековых.

Во мне рождались музыка и слово

И в облаках тонули кучевых.


Текла тропа. Похрустывал валежник.

Я шёл в лесу без цели, наугад,

Среди стволов безмолвно-безмятежных.

Я возвращаться не спешил назад.


Но вот рубеж, где лес столкнулся с веком.

Ах, ёлки-палки, лес ты мой густой!

И здесь, и здесь по воле человека

Соседствует жестокость с красотой.


Над вырубкою кружит стая галок.

Цветы-рабы, я вас не чту!

Ваш цвет и запах непристойны.

Вы не украсите мечту

И не смягчите горя стоны.


Товар дешёвого торжка,

Часть шутовского интерьера —

Ваш век в ошейнике горшка

Пройдёт бесцветно, пыльно, серо.

Ну, что ж – невелика беда.


Промчался заяц, промелькнув меж пней…

Крепись, душа! Ищи величье в малом.

Но с каждым днём находки всё скромней,

Поскольку всё редеют и редеют мои леса —

Леса России всей…


Но я живу и верю, и надеюсь

На счастье в среднерусской полосе.

На вкус любой, в любую цену

Цветочный рынок завсегда

Предложит новую замену.


* * *


Снова день пробуждается

В свисте милых птах и в сиянии рос.

Яркий отблеск в предутренний час

Заглянул мне в окно торопливо.

Всё неслышно уходит от нас —

Даже счастье казаться счастливым.


Собирайся в дорогу, дружок!

Снова пыль оседает на листья

Из-под множества ног и колёс.

Разодетая архицивильно,

Жизнь торопится, мчит, голосит.

Самолётно и автомобильно

Поколенье моё колесит.


Слышишь всполохи птичьего свиста?

Слышишь – утро играет в рожок,