В пустоте, среди осколков…
Я повесил трубку на рычаг, щелкнул себя по носу и как мог воспроизвел несколько «па», наглядно иллюстрирующих последние минуты умирающего лебедя. Затем, крикнув воображаемой кухонной челяди, чтобы они там поторопились с обедом, вернулся в дворцовую залу типа «семиметровая комната».
Прекрасная До, возлежащая на роскошном мягком диване типа «раскладушка», отложила книгу и изящным, но властным движением стройной смуглой руки остановила меня на пороге.
– Стой, где стоишь, о Посланник Телефонной Трубки, – молвила она, приподнимаясь на локте под нестройный аккомпанемент пружинной разноголосицы. – Хоть это, конечно, и не важно, но пусть звуки твоего голоса будут приглушены расстоянием. Итак, – она выпрямилась, глаза ее заблестели, – говори: Верховный Ангел дал-таки наконец свое согласие? Он идет сюда спиной вперед, сопровождаемый собственными тенями, и теперь ожидается прибытием с минуты на минуту, не так ли?
Мне не оставалось ничего иного, кроме как тяжело вздохнуть и виновато развести руками.
– Увы, моя Прекрасная До, как ни жаль, но это был не Верховный Ангел. Это был даже не полномочный представитель Редких Свистящих Объемов. Это был человек. Че-ло-век. Смешно звучит. Че-ло-век.
Лицо Прекрасной До помрачнело. Глаза ее, еще секунду назад светившиеся надеждой, потухли, взгляд сделался отсутствующим.
– Человек… Жаль. Интересно, дождемся ли мы чего-нибудь более оригинального? Хотя, наверное, это не так уж и важно, – она задумчиво побарабанила пальцами по обложке книги. – Кстати, ты можешь войти. Ну, так и что же он хотел, этот человек? Половину царства за коня?
– Ему нужен рассказ на восемнадцать страничек. – Я подошел к плотно занавешенному окну и сел за свой рабочий стол (середина XX века, неизвестный мастер, стиль «рыжий, обшарпанный, однотумбовый»). – Восемнадцать – и ни в коем случае не больше.
– Человек, – вновь повторила Прекрасная До, думая о чем-то своем. – Опять человек. Странный, однако, у тебя круг знакомых… Надеюсь, этот, сегодняшний – он хотя бы немного сумасшедший?
– О, да, – успокоил я ее, – разумеется. Конечно, он не такой подвинутый, как я или ты, но тем не менее. Он сидит на полставки в одном журнале и…
– Господи, только, пожалуйста, не называй мне его фамилию, – нервно проговорила Прекрасная До. – Хоть это скорее всего и не важно, пусть он для меня так и останется – Ужасный-На-Полставки.
– Пусть, – согласился я. – Только почему же ужасный?
– Потому что он требует от тебя невозможного.
– Все требуют от меня невозможного, – я пожал плечами. – С чего бы это ему быть исключением? Впрочем, это не тема для разговора; я ведь все равно отказался.
– Отказался? – Прекрасная До смерила меня с ног до головы взглядом, полного искреннего презрения и отвращения. – Что значит – отказался? Даже не попробовав?
Я уставился в крышку стола.
– Это бесполезно. Ему, видишь ли, нужен рассказ о так называемой «нашей жизни». Или, в крайнем случае, о любви.
Прекрасная До с сомнением покачала головой.
– Да-а, этого тебе, пожалуй, не осилить. Нашу жизнь и любовь – на восемнадцати страничках… Кстати, о нашей жизни. Будь добр, посмотри, что там у нас сегодня за окном.
Я протянул руку и осторожно приоткрыл занавеску.