«И жизнь не предоставляет нам ничего.
Кроме любви и вечных ее подозрений.
И несмотря на это, хочется верить…
В идеальность сего сущего.
Но жизнь представляется нам в виде страданий.
Гораздо чаще, чем радость и забвение.
Но как глупо иногда может звучать слово.
И как трансцендентально может быть наше отношение к нему.
И хоть я уже утратил эту нить между болью и смыслом…
Я многое отдал.
Осталась только душа.
Истерзанная, побитая, изничтоженная.
Но ныть можно бесконечно, а ничего в жизни не изменится.
И неважно, насколько ты силён…
Сломить можно любого.
И это – не предубеждение.
А обычная, суровая реалия.
Но силу любви, такую необъятную, реальную,
настоящую…
Не сломить никогда.»
«Осень. Глубокая осень.
Кажется, что наступает смерть всего, что меня окружает.
Всё начинает раздражать.
Я перестаю понимать себя.
Возможно, я слишком быстро оттолкнул от себя всё то, дорогое, чем я когда-то дорожил.
И вещи начинают казаться никчемными,
заброшенными.
Впрочем, так всегда казалось.
Винить себя – тем более за то, что натворил…
То ли за глупость, то ли за фатальные ошибки.
Хотя, это только мысли.
Никому не быть идеальным.
И я хотел бы рассуждать и рассуждать…
Но что-то заставляло возвращаться меня.
Снова и снова.
Возможно, образ той, бессмысленной любви?
Но этот образ…
Он никогда и не покидал меня.
Терзал мою память…
Впрочем, воспоминания – болезненная для меня тема.
И с каждым разом, это всё больше и больше меня
злило.
Осознание того, что с этим – ничего нельзя сделать.
Хотя бы шаг, чтобы измениться.
Но я не ангел, мне нет пути обратно…
Но и будущего у меня тоже нет.
Я застрял, даже не понимая, чего мне ожидать.
Просто и размышлять было уже не о чем.
Вроде помню, что ставил утром чайник, но как обычно случается, он опять остыл, как и мой интерес к жизни.
Пить этот чай всегда было не то, чтобы отвратно,
но и приятным не назвать.
Особенно, когда нуждаешься в тепле.
Время шло своим чередом.
Наступила очередная, бессмысленная ночь.
Которая всегда просветляет меня.
Я хотел написать письмо той девочке.
Казалось, что я знал ее всю жизнь, если не меньше.
Но шли года, я так ничего на неё не нашел.
Ни адреса, ни телефона.
Она как будто исчезла.
И я очень скучаю по ней.
По ее голосу, ее привычке отчитывать меня за любую пакость.
Мне нравился её образ пионерки.
Она встречала неприятности с улыбкой.
И ничего не боялась.
Память о ней – самое светлое в моей жизни.
Окружение вокруг меня, потихоньку, медленно, но верно,
выводило меня из себя.
Казалось: «Еще день, и я – сойду с ума…»
К этому моменту, у меня никого не осталось.
Авиакатастрофа… сделала меня сиротой.
И это было так давно, что я практически забыл их.
Точнее, я просто не помнил их.
Но я пытался жить дальше.
Уходить было еще рано…
Но что же мне тогда было делать?
Раньше, жизнь была расписана не по дням,
а по часам.
Она буквально кипела.
А теперь…
Буквально у меня никогда и не было жизни!
И как бы я не пытался избавиться от чувства вины.