Все когда-то были маленькими, только мало кто помнит об этом.
Антуан де Сент-Экзюпери
Странно устроена человеческая память: то, что было более полувека назад, помню как вчера, а то, что происходило вчера, могу долго вспоминать, напрягая извилины.
Пишу о событиях, людях, родных и близких, о друзьях детства, о горе и радостях жизни, пишу о том, что помню и кого помню. Мне хочется побывать в том, далёком детстве, забыть хоть на время о грузе прожитых лет, как будто их и не было. Хочу понять и переосмыслить события тех лет, какими бы они ни были, пережить ещё раз пережитое.
С детства не люблю запах георгинов, он напоминает мне похороны отца. Перед домом упряжка, пара чёрных лошадей, запряженных в «линейку» – это такая повозка на рессорах и с чёрными лакированными крыльями, это катафалк, и мы хороним папу. Он лежит в гробу, обложенный багровыми георгинами, от которых исходит тяжёлый запах горя, который запомнился мне на всю жизнь. Мы, «мелкие», тогда не понимали, что такое смерть, нам казалось, что сейчас папа встанет из гроба, мама и все остальные перестанут плакать, и всем опять станет хорошо. Но папа так и не встал.
Нас, детей, на кладбище не взяли, папу мы поцеловали в холодный мёртвый лоб здесь, около дома и его увезли чёрные лошади, чёрная телега. Катафалк удалялся, навсегда увозя нашего папу. Оркестр исполнял торжественно-печальный реквием, а мы уже стали сиротами, безотцовщиной. Для нас всех наступила другая фаза жизни, всё стало: «До и после»
В те годы у нас много чего не было, но не было и зависти к благополучным, достаточным, а, значит, и счастливым. Наше счастье – это когда был жив папа, но его унесли чёрные кони, и свет для нас всех померк, а у мамы остановились и надолго омертвели глаза, а мы, «мелкие», будто понарошку, искали его, и каждый надеялся, что увидит папу первым, но время шло, мы взрослели, но папы так и не находили.