Топчут ботинками серый продрогший асфальт,
Слишком больших кораблей не держало бы море,
А утонули бы – было бы крайне жаль,
Но не так жаль, как асфальтово грязное горе.
Сколько бы пепла ни падало, всё-таки прах
Из крематория как-то ценнее и чище.
Так же бумажки ценней золоченых драхм,
Просто и те, и те не годятся в пищу.
Звуки трубы громогласно ласкают слух,
От задымленных звуков трубач зависим,
Она – одна из тысячи медных подруг,
Что будут брошены ржавыми мерзким крысам.
Маслом обмазаны листики грустных берез,
Их от него осушить достоин не каждый,
Раз пожелавший вкусить этих нежных грез
Вечность увидит один, умирая от жажды.
Красками неба покрыты костюмы и мачты,
Смотрит на них душа на паучьих лапках,
Чем сидеть в этой щели, умирая от качки,
Лучше погибнуть ударом быстрого тапка.
Сахаром сыплются белые слезы заката,
Чуть подсластив голубое спокойное море.
Не удержало, кто теперь будет плакать?
Только асфальт о своем монолитном горе.
Струны гитары под милой рукой
Тихо и сладко ложились,
Сосны шептались с усталой водой
Там, где они подружились.
Ночь опускалась над берегом, нас
Бережно скрыв под плащами.
Слушая шорохи шепчущих фраз,
Сердце пылало щеками.
Маленьким солнышком в чаще лесной
Рыжий костёр догорает,
Лес затаился, укрывшись хвоей,
Звездами небо сияет.
Вот уж костёр поседел от золы,
Стало темно, холоднее.
Вроде пора расставаться, а мы